Выделенная из потока печатной продукции книга Линдберга соответствует пристрастиям и интересам Хемингуэя-читателя («ясно представить себе человека» и «совершить вместе с ним»): с головой погрузиться в мир произведения, ощутить себя главным героем и прожить его приключения как свои. О том же свидетельствует и целый ряд пассажей из «Зеленых холмов Африки» («…благодаря Тургеневу я сам жил в России, так же как жил у Будденброков…» и т. п.).
Одновременно за всем этим кроется и определенная авторская «программа», подспудно формулируются собственные творческие задачи, предоставляется своего рода «инструкция» читателю: чего следует ожидать от произведений Хемингуэя, а что там искать бесполезно. К последнему разряду относятся «разговоры» из первой части «Зеленых холмов Африки»: все они не более чем «литературная болтовня», которая ничего не значит. Умные беседы – пустая трата времени, не достойная настоящих мужчин; в этом смысле просьба Кандиского в первой главе «Расскажите мне о Джойсе – какой он?» явно перекликается с комичным диалогом в десятой:
«– А кто такой Джойс?
– Чудный малый, – сказал я. – Написал „Улисса“.
– „Улисса“ написал Гомер, – сказал Старик.
– А Эсхила кто написал?
– Тоже Гомер, – сказал Старик. – Вы меня не поймаете».
Хемингуэй рассказывает Филипсу «литературный анекдот» о Джойсе, а также упоминает других своих знакомых – крупнейших представителей мировой литературы XX века: Э. Паунда, Дж. Дос Пассоса, о которых его собеседник впервые слышит. Ответ на вопрос австрийца, таким образом, адресован Старику – и абсолютно лишен смысла.
Разумеется, существует масса читателей, которым подобная позиция покажется неприемлемой. Но любителям разговоров в книге Хемингуэя делать нечего, как видно на примере Кандиского: после открывающего «Холмы» эпизода австриец полностью исчезает со страниц произведения, раз или два мелькая вдалеке, как рабочий сцены, случайно забредший в пределы видимости зрительного зала, в одежде, дисгармонирующей с великолепием декораций, тотчас спешащий скрыться за кулисой.
Остальные персонажи «Зеленых холмов Африки» и «Льва мисс Мэри» иллюстрируют снятый автором подзаголовок к рабочему названию «Холмов» – «Возвышенности Африки: Все охотники братья». В качестве «братьев» выступают даже жены Хемингуэя. (Читатель догадался, что в «Зеленых холмах Африки» и «Льве мисс Мэри» это разные женщины: Мама в 1933–1934 годах – Полин, Мэри в 1953-м – Мэри.) Они похожи, судя по описаниям их внешности (обе – небольшого роста) и охотничьих повадок. Надо сказать, что на сафари попадала каждая вторая жена Хемингуэя (всего было четыре).
Несмотря на явный дух соперничества и жгучую ревность Хемингуэя к успехам Карла (на самом деле Чарльза) в «Зеленых холмах Африки», братские чувства – вполне адекватная формулировка для описания взаимоотношений людей в хемингуэевской Африке. Кстати, во втором сафари у Хемингуэя также был удачливый в стрельбе соперник, функциональный двойник Карла – кубинский друг писателя Мейито Менокаль, который в «Льве мисс Мэри» едва упоминается.
Особую роль в утверждении охотничьего братства в обоих произведениях играют местные жители. В «Зеленых холмах Африки» они действуют под настоящими именами (М'Кола, Камау, Чаро, Абдулла) или наделены кличками (Друпи – Упавший духом, Гаррик – по имени знаменитого актера, Римлянин – по одеянию и т. д.). Страсть Хемингуэя давать прозвища окружающим и самому себе хорошо известна; так, в оригинале Полин фигурирует как Р. О. М. – Poor Old Mama.
Поскольку «Лев мисс Мэри» не получил «художественной» обработки даже в той степени, что «Зеленые холмы Африки» (не факт, что сам Хемингуэй вообще стал бы публиковать свой «Дневник»), основные действующие лица там выведены под своими настоящими именами, за исключением Филиппа Персиваля (Джексон Филипс, Старик в «Холмах»), который почему-то назван Уилсоном Гаррисом. Не обошлось и без кличек: С. Д. – Сумасшедший Джин, в смысле напитка (по-английски – G. С., Gincrazed).
В отношениях автора с туземцами необходимо отметить две особенности: во-первых, некоторые из них – полноправные члены охотничьего братства. М'Кола, Нгуи, Дед (the old man) и другие делят с автором радости, горести и охотничий азарт; их социальный статус несомненно ниже, чем у четы Хемингуэев, но в расизме писателя упрекнуть никак нельзя. Чего стоит одна только сцена с кроликом во время проезда хемингуэевской машины через деревню племени масай («Зеленые холмы Африки»). Во-вторых, автор явно гордится своим умением найти с туземцами общий язык, хотя суахили знает весьма посредственно, вернее, не знает вовсе, честно предоставляя читателю возможность сравняться с собой по этой части: прочитать «Зеленые холмы Африки» и «Льва мисс Мэри» и не запомнить «Пита симба» или «Хапана м'узури, бвана» довольно трудно.
Некоторые неприятности африканских поездок остаются за кадром, например, «прелести» амебной дизентерии, атаковавшей автора в первую поездку, или две аварии, подстерегавшие Эрнеста и Мэри вскоре после момента, на котором заканчивается сюжет «Льва мисс Мэри»: один самолет упал, второй загорелся, не успев подняться в воздух.
Выход в свет «Зеленых холмов Африки» упрочил славу писателя; книжка стала очередной отметкой в его послужном списке настоящего мужчины. С учетом и без того огромной популярности Хемингуэя в СССР в 1950-1960-е годы перевод «Зеленых холмов Африки» на русский язык сделал его «товарищем Африка» номер один, с известностью которого мог тягаться лишь наш собственный африканский герой Бармалей. Когда в 1950-е годы Хемингуэй собрался в Африку снова, кенийские власти присвоили ему звание почетного егеря и выдали эксклюзивный патент на охоту в заповедных местах, надеясь, что имя Хемингуэя привлечет в Африку туристов, отхлынувших в связи с восстаниями «Мау-мау». Журнал «Лук» заказал Хемингуэю очерки про сафари и отправил с ним своего фотографа (надо сказать, что фотографии Хемингуэя украшали за его жизнь не один журнал, а его статьи публиковались в журналах для мужчин и после его смерти, например, «Кредо мужчины» и «Совет молодому человеку» в «Плейбое» за 1963–1964 годы).
В 1950-е Хемингуэй говорил, что предпочитает скорее изучать животных, чем экстремистов «Мау-мау», так как, в отличие от вторых, первые скоро исчезнут. Тем самым он выполнял данное бабушке обещание, которым закрывается африканский дневник:
«– Запомни-ка лучше вот что. Единственное, о чем я жалею, так это о том, чего я не сделала.
– Спасибо большое, бабушка. Я постараюсь запомнить».
Иван Делазари