Мой цветочек, утром мы сходим на рынок к продавцу благовоний, у меня кончились благоухающий нард и душистая хна. Великий властелин древности, повелитель джиннов Сулейман сын Дауда[18] очень любил приятный запах и говорил своей любимой:
«Твои масти приятны для моего носа, имя тебе мирровое масло!»
А он был мудрый человек и зря слов на ветер не бросал! Поэтому ты должна крепко помнить эти слова и всегда иметь ароматы в нужном количестве.
Ну вот, когда матушка ушла, Ала ад-Дин потер светильник и приказал джинну:
«О раб лампы! Достань мне сорок блюд, полных драгоценными камнями! Сорок невольниц, красивых, как луна, и сорок полных силы рабов. И пусть на них будет роскошная одежда!»
И в тот же час во дворе стало тесно от рабов и невольниц.
Только матушка пришла с рынка, Ала ад-Дин сказал:
«Не снимай покрывала. Иди диван, веди невольниц и рабов».
И матушка Ала ад-Дина повела сорок невольниц и сорок рабов во дворец. А люди выбегали из домов и не верили своим глазам.
Султан тоже не верил своим глазам, он считал блюда, смотрел камни, трогал мускулы у рабов и щупал невольниц.
«Скажи твоему уважаемому сыну, я принимаю его выкуп за мою дочь и отдаю царевну Будур в жена Ала ад-Дину!» – сказал султан. – «Вечером я жду вас с ним во дворце.»
И поспешил увести невольниц в гарем, откуда не выходил до вечера.
Все, мой цвэточек, я устала.
Оставшуюся ночь Жаккетте снилось, что страшный, похожий на пьяного копейщика Шарло джинн носил ее на тюфяке над спящим городом.
И кричал: «Двигай пэрсиком!»
Носить покрывало, как настоящая восточная женщина – тяжелый труд.
Надо так закутаться им с головой, чтобы в щелочку виднелся только один глаз.
Жаккетту по всем правилам окутали покрывалом и ей казалось, что теперь она одноглазый ифрит.
С непривычки глаза съезжали в кучу и одноглазо смотреть на мир было неприятно. Даже голова разболелась
Крупнейший городской базар оглушил Жаккетту звуками и запахами.
Насколько тихими и безлюдными были улочки мусульманского города, настолько шумным и многолюдным был восточный сук.
В лавках, на лотках, просто на земле (в корзинах и на ковриках) лежали груды самых разнообразных товаров, притягивающие к себе яркостью красок, красотой форм или дразнящими нос запахами.
В темных углублениях расположенных в наиболее удобных местах лавок, где прятались более дорогие товары, гнездились самые солидные люди города – уважаемые торговцы, про которых даже пророк (да благословит его Аллах и да приветствует!) сказал:
«Прекрасно положение, созданное богатством!»
Жаккетта боялась, что в такой толчее людей, животных и товаров ее кто-нибудь толкнет, или укусит навьюченный осел, или она свалится на коврик, где египетскими пирамидами выложены фрукты.
Пока они дошли до лавки с благовониями, Жаккетта сто раз вспотела.
Фатима долго выбирала нужные благовония и нудно (на взгляд Жаккетты) торговалась с владельцем лавки из-за каждого дирхема.
Судя по довольным ноткам в голосе хозяйки, Фатима так не считала, и вела торг, наслаждаясь процедурой.
И Аллаху было так угодно, что в этот же час в лавку пришла Бибигюль.
Она увидела покрывало своей врагини и с порога кинулась в атаку.
– Приветствую тебя Фатима, мир тебе! – пропела Бибигюль. – Во имя Аллаха высокого, великого! Я вижу дела у тебя идут неблестяще, раз ты сражаешься за каждый фельс[19] и покупаешь не больше кирата[20].
– Мир и тебе, Аллах великий да будет к тебе милосерден! – спокойно отозвалась Фатима. – Ты не заглядывала в мой сундук, чтобы так говорить!
– Но ведь ты по-прежнему ездишь на ослике? – осведомилась Бибигюль. – Моя служанка тоже так делает. А зачем ты притащила с собой в порядочную лавку очесок пакли, подобранный тобой у корабля? Предложить этот обрывок лохмотьев в обмен на щепотку шафрана? Это будет невыгодная сделка для почтенного господина Махмуда, чьи дела, по воле Аллаха, идут прекрасно и нет нужды брать заботы о содержании невольницы, которая не обрадует ни глаза, ни слуха.
– Чего хочет Аллах, то бывает, а чего не хочет он, то не бывает! Несравненная Бибигюль, ты пришла сюда сделать покупки или расплескать свою злость, потому что твой кошель пустой? – бросила Фатима.
В пылу перепалки, чтобы обозлить свою соперницу, она, не торгуясь, купила у купца драгоценные благовонные четки, чьи шарики были сделаны с добавлением мускуса и амбры.
– Ручки у моей бирюзовоокой красавицы так нежны, – басом пояснила Фатима торговцу, метя стрелу в Бибигюль, – что только подобные четки могут перебирать ее крохотные пухленькие пальчики.
– Неисповедимы пути Аллаха! – так же торговцу сообщила Бибигюль. – Нежные ручки у служанки!
И потребовала четки еще дороже. Сообразительный купец тут же поднял цену точно таких же на треть.
Тогда Фатима купила украшенную резьбой коробочку и палочку слоновой кости, предназначенных для хранения и нанесения кохла.
Бибигюль в ответ приобрела серебряный кувшинчик для ароматического масла.
Купец был в полном восторге от покупательниц, довольно потирал длинную, крашенную хной бороду и возносил хвалу Аллаху, столкнувшему в его лавке, на узкой дорожке двух дам. Он сделал в этот день такую выручку, которую не делал и за неделю.
Пока Бибигюль прикидывала, не прикупить ли для нужд дома пару-тройку макуков[21] розового масла и тем сразить противницу наповал, Фатима, решившая, что отход с поля боя еще не поражение, решила удалиться.
– Извини, Бибигюль, приятно было поговорить с тобой, но нам пора! По воле Аллаха милостивого, у альмеи времени всегда мало. Надо успеть приготовится к пиру. Люди любят мое искусство, каким наделил меня великий Аллах!
И Фатима с Жаккеттой гордо удалились.
Наступил вечер.
Покрывало взлетело в руках Масрура и опустилось на Жаккетту. Теперь она была полностью упакована. Рядом злилась уже одетая Фатима.
– Скорее! Масрур, ты ленивая ящерица!
По просьбе очень уважаемых людей города Фатима должна была на пиру показать искусство настоящей альмеи. (Двинуть, так сказать, пэрсиком по правоверным.)
Пользуясь столь удачно подвернувшимся случаем, Фатима решила превратить процесс обучения Жаккетты в наглядный и продемонстрировать, как же правильно исполнять услаждающий сердца мужчин танец.
Масрур взвалил в мешок с финтифлюшками Фатимы, и они втроем вышли из калитки.
Идти было недалеко, в этом же квартале.
Пир был уже в полном разгаре.
Гости, обрызганные розовой водой[22], расположились в просторном, украшенном арками, резными решетками и занавесками зале.
Сидя на роскошнейшем ковре за маленьким столиками, купцы угощали тощего, вредного на вид кади[23], ради ублажения которого и был затеян весь пир. Фатима считалась гвоздем программы.
В углу трудились музыканты. Бухал барабан, ныла флейта и звенели струны лютнеобразных инструментов.
Фатима лично установила Жаккетту перед удобной щелочкой, откуда хорошо было видно весь зал, и отправилась переодеваться в праздничный костюм.
… Наконец пришло время небесным гуриям спустится на землю и посетить пир.
Под звуки музыки на середину зала выплыла покрытая тонким, изукрашенным золоченой тесьмой покрывалом, необъятная госпожа Фатима.
Зрители приветствовали ее выход криками восторга.
Фатима затянула воющую песню на одной ноте, сбросила с себя покрывало и осталась только в узкой, собранной складками, безрукавке и огненно-красных шальварах.
Обнаженный живот вываливался из складок ткани, как тесто из квашни. Он нависал над чеканным золотым поясом, украшенным самоцветами; груди и бедра поражали необъятностью.
18
То есть Соломон, который высоко чтился и у иудеев, и у мусульман, и у христиан, как мудрейший правитель древности.
21
Макук – мера объема жидких и сыпучих веществ – 4,08 кг. Розовое масло – достаточно дорогое благовоние, и такими объемами покупать его довольно накладно.
22
На Востоке был широко распространен обычай обрызгивать гостей, в знак уважения, розовой водой.