– Госпожа Жанна, если… они еще… захотят такое… сделать… Лучше за борт… Выкинусь… Не могу…больно… – просипела Жаккетта.
– Никто тебя не тронет! – уверенно сказала Жанна. – Закрывай глаза и спи.
Жаккетта послушно закрыла глаза.
Душа немного успокоилась, и боль из нестерпимой превратилась в просто сильную. Привычную.
В запахи моря вплелся какой-то тонкий, знакомый-знакомый аромат, вызвавший воспоминания о замке Монпезá¢, об Аквитанском отеле.
Этот запах рождал ощущение дома, безопасности, мира, где нет колыхающихся волн, кораблей и пиратов.
Юбка госпожи Жанны слабо пахла ее любимой жасминовой водой.
Второй раз Жаккетта очнулась уже в каюте на лежанке. Теперь и голова болела значительно меньше, и язык, худо-бедно, ворочался во рту.
Жанна сидела напротив ее и пыталась расчесать свои белокурые, свалявшиеся еще со шторма волосы.
– Госпожа Жанна, – спросила первым делом Жаккетта. – А Вас они не…?
– Нет! – Жанна яростно скосила глаза на гребень, намертво застрявший в очередном спутанном клубке волос. – Ты отдувалась за двоих. Тебе нельзя много говорить, так что молчи, я сама расскажу. Когда стало ясно, что нам конец, я кинулась к борту и схватилась за какие-то дурацкие веревки. И сказала, что спрыгну за борт, если они не выполнят моих условий. А мертвая герцогиня (Жанна без зазрения совести присвоила себе титул покойного мужа) вряд ли сможет принести прибыль. Их капитан оказался вполне разумным человеком, и мы договорились. Во-первых, тебя никто не трогает, а я сплю только с капитаном.
– И Вы, госпожа Жанна, пожертвовали своей честью, чтобы спасти меня? – слабо ахнула Жаккетта.
Жанна решительно отмела предположения о собственном благородстве.
– Еще чего! – фыркнула она, выдирая клок волос из спутавшейся кудели. – Причем тут честь? Не смеши! Всегда проще общаться с одним кавалером, чем служить развлечением для всей команды. А если тебя каждый день будут по кругу пускать, то кто, скажи на милость, будет мне волосы укладывать?! Это не все, во-вторых, мне оставляют одно из лучших платьев по моему выбору и нижнюю юбку. Ту нижнюю юбку – выделила она голосом. – Веер и ларец с благовониями! Ну как, умею я себя продавать?
– Это правда? – не веря ушам, спросила Жаккетта. – Платье ведь дорогущее, и притирания денег стоят, и веер…
– Мне удалось убедить этого мужлана, что упакованная в хорошее платье, ухоженная знатная дама будет стоить значительно дороже, чем платье, дама, веер и ларец по отдельности. Ну и ему, конечно, страшно льстит, что в его постели практически добровольно побывает красавица-герцогиня. Придворные дамы на дороге не валяются! – Жанна выдрала гребнем еще один клок.
– Утро доброе, дамочки! – дружелюбно приветствовал Жанну с Жаккеттой моряк, принесший завтрак.
Не узнай они на собственном опыте, что это разбойник, насильник и грабитель, никогда бы этого не подумали, глядя в веселое щекастое лицо.
– Ну и живучие же вы, женщины, что кошки! – заметил он, оглядывая поднявшуюся, несмотря на боль, Жаккетту, которая укладывала волосы Жанне, усилием воли отгоняя подбирающуюся к горлу дурноту и слабость в ногах.
Жанна надменно, Жаккетта безразлично промолчали.
Но пирату хотелось поболтать с пленницами.
– Давайте хоть познакомимся! Меня зовут Жильбер, – сказал он.
– Так ты француз? – удивилась Жанна, нарушив молчание.
– Ага! – кивнул пират. – А тут, почитай, половина французов. Повезло вам, к своим попали!
– Ничего себе повезло! – ахнула Жанна. – Да вы же хуже мавров! Те хоть неверные, а вы то! Морские разбойники! Безбожники, вот вы кто!
– А что не так? – вдруг обиделся Жильбер. – А ваш капитан не разбойник? А терпи мы бедствие, а он при всех регалиях, что думаете, не опорожнил бы он наши трюмы? И глазом бы не моргнул! На море каждый сам за себя. Когда есть фрахт, – мы его выполняем, а коли работы нет, – приходится пробиваться, чем Бог подаст. И десятину церкви мы завсегда отдаем! И сверх того не забываем прибавить! А у вашего капитана, небось, в контракте оговорен возможный убыток, на такие вот случаи. Так что он не прогорел! Только якорь у него взяли – он, гад, серебром его внутри залил, думал, один умный! Вот тут-то он взвился, серебро-то его личное! А что с малышкой позабавились – так то дело житейское. Грех, конечно, да кто без греха… А все какая-никакая радость.
– Да не обижайся ты, слышишь! – обратился он к Жаккетте. – Ну, потрепали малость, с кем не бывает! Сейчас-то вам хорошо, а вот продаст вас капитан османам[1], там похуже будет: нехристи – они нехристи и есть. Хотя бабам везде хорошо. Будь я на вашем месте, и в ус бы не дул – какая разница, какой мужик сверху, целый или обрезанный, главное, чтобы не отрезанный! – он громко рассмеялся.
– А почему же вы, католики, якшаетесь с неверными? – холодно спросила Жанна, игнорируя последнюю фразу Жильбера.
– А куда же вас еще продать? – искренне удивился Жильбер. – А вот если мусульманин попадется, мы его христианам продаем, все честь по чести.
Жизнелюбивый пират и добрый католик Жильбер ушел, пообещав скоро вернуться с сундуком, чтобы Жанна смогла выбрать согласно уговору с капитаном одно платье.
Жанна только усмехнулась, Жаккетта опять безразлично промолчала.
Главной ценностью в сундуке было не платье, не веер, не ларец с притираниями, помадами и прочими штучками, а скромная нижняя юбка. Та нижняя юбка.
Именно с этой деталью туалета связывала Жанна свои планы на будущее.
Как только они сели в Нанте на борт «Святой Маргариты», Жаккетта под чутким руководством Жанны соорудила из двух нижних юбок одну, в которую зашила большую часть драгоценностей. И теперь в тугих складках скрывались золотые цепочки, жемчужные ожерелья, рубиновые, сапфировые и изумрудные сережки.
Именно эту юбку нужно было оставить, не вызывая подозрений.
Надежды Жильбера еще раз посетить пленниц не оправдались: сундук принесли два других моряка. Капитан пришел вместе с ними – он тоже был не пальцем делан и собирался лично проследить, что именно возьмет Жанна.
Матросы поставили сундук и ушли, а капитан по-хозяйски уселся на деревянный бочонок.
– Как, господин капитан желает присутствовать при столь деликатном деле? Даже мой супруг, покойный герцог Барруа, не позволял себе подобных вольностей… – деланно удивилась Жанна.
– С каких это пор копание в тряпках стало деликатным делом? – сплюнул на пол капитан.
Он был до странности похож на Жильбера. Но не той похожестью родственников, когда в одинаковых братьях угадывается индивидуальность каждого, а той схожестью, что часто объединяет, казалось бы, совсем разных людей.
Видимо, капитан с Жильбером были из одного селения, да и почти вся команда состояла из крепкой кучки односельчан, одинаково слаженно и трудолюбиво промышлявшей рыбной ловлей, перевозкой грузов или морским разбоем. Не забывающих свой приход и церквушку местного святого, и живущих в полном ладу с собственной совестью.
Среди всех нерадостных событий последних часов, Жанну больше всего почему-то донимала мысль, что если бы она попала на этот же корабль в качестве пассажирки, то ее честно, солидно и добросовестно довезли бы до места.
Это было обиднее всего. Хотя почему обиднее – Жанна понять не могла. Наверное, потому что легче сопротивляться открытому врагу, чем человеку, который видит в тебе только товар.
– Как, господин капитан? – сделала большие глаза Жанна. – Я же должна буду померить платья! Не могу же я оставить себе наряд, который плохо на мне сидит?!
– Дело твое, герцогиня, – кивнул капитан. – Только я с места не сдвинусь. Меня не проведешь!
1
Османы – так стали звать в конце пятнадцатого века мусульман (по имени основателя Османской турецкой империи).