VI
Я вскоре простился. Сибилла меня не удерживала. Она думала о своем письме и о назначенном на вечер приеме.
Выйдя из бунгало, я вынужден был остановиться, ослепленный и оглушенный внезапной атакой жары и света. Буллит стоял с непокрытой головой возле своего «лендровера» и отдавал приказы Кихоро, своему бывшему следопыту, одноглазому, скрюченному африканцу, сплошь покрытому шрамами. Буллит сделал вид, что не замечает меня. Но Кихоро своим единственным глазом бросил на меня быстрый, пронизывающий взгляд и о чем-то быстро заговорил со своим хозяином. Я повернулся и направился к своей хижине.
Когда я уже настиг границы поляны и входил в обрамляющие ее заросли, внезапно мою тень перекрыла другая. Я остановился. Возле меня возвышался Буллит.
Я испытал необычное и мгновенное ощущение свежести: он был такой огромный и широкоплечий, что закрывал меня от солнца. Но в то же время я почувствовал беспокойство. Зачем Буллит пошел за мной и настиг в этом месте своей бесшумной, всякий раз поражавшей меня походкой? Что ему понадобилось?
Буллит, явно избегая моего взгляда, смотрел поверх моей головы на колючие деревья. Руки его висели неподвижно вдоль тела, но кончики пальцев с широкими, короткими и обстриженными до мяса ногтями нервно постукивали по бронзовым ляжкам. Похоже, он был смущен.
— Если не возражаете, — наконец сказал он, откашлявшись, — я пройдусь с вами. Мне надо в деревню, она рядом с вашим лагерем.
Он шел, как охотник в зарослях: немного наклонившись вперед, уверенными быстрыми шагами. Я едва поспевал за ним. Мы почти сразу же оказались в центре зарослей. И тут Буллит повернулся и преградил мне узкую тропу. Он уперся сжатыми кулаками в бедра. Глаза его с красными искорками внимательно изучали меня. Глубокие морщины обозначились на лбу между волосами и взъерошенными рыжими бровями. У меня мелькнула мысль, что сейчас он кинется на меня и убьет одним ударом. Дикая, конечно, мысль. Но мне уже начинало казаться, что Буллит ведет себя как ненормальный. Нужно было как-то прервать наше молчание, слившееся с безмолвием земли и зарослей.
— В чем дело? — спросил я.
Буллит медленно сказал вполголоса:
— Этим утром вы были совсем рядом с большим водопоем.
Передо мной стоял человек устрашающей физической силы, и я не мог понять, не мог предвидеть его намерения. Однако первое, о чем я подумал, это о Патриции и о том, что она меня предала. Мне было так обидно, что я невольно спросил:
— Значит, ваша дочь донесла на меня?
— Я не видел ее со вчерашнего дня, — ответил Буллит, пожимая плечами.
— Однако вы знаете, что я был с нею там, где мне быть не положено.
— Вот об этом я и хочу с вами поговорить, — сказал Буллит.
Он колебался. Складки на лбу под его всклокоченной шевелюрой стали еще глубже.
— Не знаю даже, как вам объяснить… — наконец проворчал он.
— Послушайте, — сказал я. — В любом случае я просто не знал, что это место запрещено для посетителей. Но если вы считаете, что ваш долг немедленно выдворить меня, — ничего не поделаешь! Я уеду не завтра, а через час, вот и все.
Буллит покачал головой и улыбнулся едва заметной, робкой улыбкой, от которой его львиная морда приобрела какое-то странное очарование.
— Даже если бы мне хотелось выкинуть вас отсюда, я бы не смог, — сказал он. — Сибилла уже вся в мечтах о своем приеме. У бедняжки немного таких развлечений.
И сразу освободившись от всякого стеснения, Буллит сказал мне с предельной высокой простотой, которая наконец-то была естественна для всего его облика:
— Благодарю вас!.. Искренне благодарю вас за то, что вы не сказали моей жене, что видели на рассвете Патрицию там, где вы ее видели.
Буллит отер тыльной стороной ладони взмокшее лицо. Я видел, как он вернулся после долгой поездки под палящим солнцем без единой капли пота на лбу. А сейчас мы стояли в тени гигантских колючих кустарников. Я не знал, что ему сказать.
В нескольких метрах от нас антилопа-импала одним прыжком пересекла тропинку. Какие-то птицы взлетели из подлеска. Слышалось верещание обезьян.
— Если моя жена узнает о том, что делает Патриция каждое утро, — заговорил Буллит, — тогда…
Он мучительно подыскивал слова, снова отер пот со лба и наконец глухо закончил:
— Тогда всем нам будет очень плохо.
Он взъерошил свою жесткую рыжую гриву и перенес тяжесть тела с одной ноги на другую.
— Я только хочу понять, — продолжал Буллит, — почему вы промолчали? Вы ведь ничего не знали. Неужели Сибилла сказала вам что-то такое, что вас насторожило?