— Это тот калека? — спросил я.
Буллит немного ускорил шаг и ответил:
— Не заблуждайтесь… Кихоро узувечен, но он ловок, как леопард. Будь я на его месте, Патриция сразу бы услышала, что я иду за ней или брожу где-то поблизости. А я, слава богу, знаю свое ремесло. Кихоро же следует за ней тенью, и она ни о чем не подозревает. И пусть у него всего один глаз, он стреляет быстрее и точнее меня. Хотя я считаюсь одним из лучших стрелков во всей Восточной Африке.
Буллит обернулся. В глазах его загорелся странный огонек, а голос сразу помолодел.
— Знаете, раньше, когда Кихоро шел на самого опасного зверя — льва, слона и даже буйвола, — он всегда брал только один патрон. И когда-то…
Буллит резко оборвал фразу и, словно чтобы наказать себя за оплошность, смысл которой от меня ускользнул, сильно прикусил нижнюю губу.
— Но когда он охраняет малышку, — сказал он, — у Кихоро всегда полный патронташ.
Тропа расширилась. Мы прошли несколько шагов рядом.
— И конечно, это Кихоро рассказал вам о моей встрече с Патрицией? — спросил я.
— Да, — ответил Буллит. — Только смотрите, чтобы она не узнала, что за ней следят. Это испортит ей всю игру. А игра — ее единственная радость, которая у нее здесь есть.
Мы приближались к группе хижин, не похожих на лагерь посетителей. Незаметно для себя я дошел вместе с Буллитом до африканской деревни.
VII
Здесь, в двух десятках соломенных хижин, жил весь персонал заповедника: рейнджеры, клерки, слуги и их семьи. В более основательных зданиях размещались электростанция, ремонтная мастерская, склад горючего и отдельно — склады продовольствия и одежды.
Население деревушки сразу окружило Буллита. Все рейнджеры были в форме: в полотняных куртках цвета хаки с большими металлическими пуговицами, в шортах и шапочках из той же материи, с патронташами на поясе. Механики носили какие-то лохмотья; слуги — длинные белые рубахи, перехваченные в поясе скрученными синими кушаками; клерки — европейские костюмы, даже с галстуками. На хлопчатых одеяниях женщин самые яркие, самые кричащие и самые несовместимые цвета каким-то образом всегда удачно сочетались. Дети бегали голышом.
Прием, оказанный здесь Буллиту, не оставлял никаких сомнений. Рыжий гигант, хозяин королевского парка, был в деревне желанным гостем. Его встретили радостными возгласами и веселыми куплетами. Горячая и наивная радость сияла на черных лицах.
Буллит бросил мне взгляд, который означал: «Видите? И это несмотря на кибоко».
И я прочел в его глазах прежде всего бесконечную самоуверенность, которую столько раз выказывали передо мной старые колонисты и их сыновья: уверенность в превосходстве белой расы над африканцами, этими детьми природы, которые якобы уважают и любят только сильных людей. Я не разделял этих убеждений. Они могли существовать лишь до тех пор, пока сами африканцы в них верили. Но теперь с этим покончено. Лишь отдельные люди, благодаря их личному превосходству, какому-то высшему инстинкту, казалось, еще поддерживали эту легенду. К тому же сохранившуюся только в затерянных, богом забытых краях, куда еще не дошли великие веяния современности. Приближалось время, и уже пришло, для совершенно иных отношений между людьми разного цвета. Однако сейчас мне не хотелось терять времени, которого оставалось так мало, на бесполезные споры с Буллитом. Он бы не стал меня слушать. Он был уверен в своей непогрешимости.
Веселыми шлепками он разогнал осаждавшую его ребятню, от воплей которой звенело в ушах, добродушно покатал в пыли голопузых, восхищенных мальчишек. Затем созвал рейнджеров.
Атмосфера сразу переменилась. Молча, неподвижно вытянув руки по швам и сдвинув пятки, они выслушали его распоряжения и разбежались по своим хижинам.
— Ну, дело сделано, — сказал Буллит. — Теперь они ни на миг не будут спускать глаз с масаев, — всю неделю, пока те здесь пробудут.
— Вы позволяете им разбивать стоянки в заповеднике? — удивился я.
— Приходится, — ответил Буллит. — Эта территория всегда им принадлежала, да они и не доставляют особых хлопот. Держатся всегда на отведенных пастбищах.
— Зачем же тогда за ними так тщательно следить?
— Из-за львов, — сказал Буллит, — по традиции, высшая честь для масая — убить льва копьем и кинжалом. Это запрещено правительством. Но они все же пытаются, тайком. Многие погибают. Им это безразлично. — Буллит пожал плечами. — Да и мне тоже. Одним больше, одним меньше… Но я не могу допустить, чтобы они убивали моих львов.