За растительной стеной оказалось обширное пространство, поросшее низкой травой. На границе саванны стояло единственное дерево. Оно было не очень высоким. Но от его узловатого коренастого ствола, подобно спицам колеса, во все стороны отходили могучие длинные и густые ветви, образуя гигантский зонт. В его тени лежал лев. Лев, во всей своей ужасной красе и великолепии. Грива волной ниспадала на его опущенную на землю морду.
И между его огромными передними лапами, которые, играя, выпускали и втягивали когти, я увидел Патрицию. Она прижималась спиной к груди гигантского хищника. Шея ее была совсем рядом с полуоткрытой пастью. Одной рукой она тормошила чудовищную шевелюру.
«Кинг, воистину Кинг, — была моя первая мысль. — Король. Царь зверей».
Однако это уже говорит о том, как плохо я был защищен в тот момент: ни разум, ни даже инстинкт меня не охраняли.
Лев поднял голову и, увидев меня, зарычал. Странное оцепенение замедлило все мои рефлексы. Его хвост взвился в неподвижном воздухе и щелкнул по боку, как кнут пастуха. И тогда я перестал дрожать: страх, самый вульгарный страх, свел все мои мускулы. В одно мгновение истина предстала передо мной с ужасающей ясностью: Патриция сумасшедшая и заразила меня своим безумием.
Лев зарычал еще громче, хвост ударил его по боку еще сильнее. Голос, лишенный тембра и выражения, приказал мне:
— Не шевелитесь… не бойтесь… ждите.
Одной рукой Патриция изо всех сил вцепилась в гриву, а другой начала почесывать морду хищника между глазами. Одновременно она приговаривала немного нараспев:
— Спокойно, Кинг, спокойно. Это новый друг, Кинг. Это друг… друг…
Сначала она говорила по-английски, затем перешла на африканский диалект. Но слово «Кинг» повторялось все время.
Угрожающе поднятый хвост опустился на землю. Рычание постепенно затихло. Морда снова приникла к траве, и только что взъерошенная грива опять закрыла ее до половины.
— Сделайте шаг, — сказал голос без эха.
Я повиновался. Лев не шевельнулся. Но уже не спускал с меня глаз.
— Еще, — сказал голос без эха.
Я шагнул вперед.
Приказ за приказом, шаг за шагом. Я с ужасом видел, как неумолимо сокращается расстояние между львом и мною, чью трепещущую плоть и кровь он, наверное, уже ощущал на вкус.
О чем только я не думал, стараясь не замечать блеска устремленных на меня Желтых глаз! Я говорил себе, что даже самые свирепые собаки любят детей и слушаются их. Я вспоминал укротителя из Богемии, с которым подружился. Каждый вечер на арене он клал голову в пасть колоссального льва. И его брата, ухаживающего за хищниками. Когда цирк переезжал и ему по ночам было холодно, он укладывался спать между двумя тиграми. И, наконец, я думал о Кихоро, который, наверное, был рядом.
Но никакие успокоительные мысли и образы не помогали. Они теряли всякий смысл по мере того, как беззвучный доверительный голос призывал меня, притягивая все ближе к огромному зверю. И я не мог не повиноваться ему. Ибо только этот голос, — я знал наверняка, — был моим единственным шансом на спасение, единственной нитью, — и такой непрочной и ненадежной! — которая удерживала нас всех — Патрицию, льва и меня — в волшебном равновесии.
Но долго ли это могло продолжаться? Я сделал еще один шаг. Теперь, если бы я протянул руку, я мог бы дотронуться до льва.
На этот раз лев не зарычал, но пасть его открылась, как сверкающая западня, и он приподнялся.
— Кинг! — крикнула Патриция. — Кинг, лежать!
Мне показалось, что я услышал совершенно незнакомый голос, настолько он был повелительным и полным уверенности в своей власти. В то же мгновение Патриция изо всех сил ударила рыжего хищника по лбу.
Лев повернул голову к девочке, похлопал ресницами и спокойно улегся.
— Протяните руку, быстро! — сказала Патриция.
Я повиновался. Моя ладонь коснулась шеи льва у самого основания гривы.
— Не двигайтесь, — сказала Патриция.
Она молча гладила морду Кинга между глазами.
Потом приказала мне:
— Теперь почешите ему затылок.
Я сделал, как она приказала.
— Быстрее, быстрее, — командовала Патриция.
Лев вытянул немного морду, чтобы меня обнюхать, зевнул и закрыл глаза. Я продолжал грубо ласкать рыжую шкуру. Кинг больше не шевелился.
— Хорошо, теперь вы друзья, — важно сказала Патриция.
Но тотчас она рассмеялась, и невинное лукавство, которое я в ней так любил, брызнуло в ее веселом смехе со всей детской непосредственностью. — Сильно испугались, правда? — спросила она.