Неужели Кихоро не пойдет за ребенком, которого ему поручили? Он опустил ружье на колени, закрыл свой единственный глаз. Он-то знал точно, что власть Патриции оберегала ее надежнее, чем его пуля.
Толкнув дверцу, которую Патриция оставила открытой, я вышел из машины и, приподнявшись на цыпочках, заглянул поверх кустов. За ними лежало тело животного, похожего по размерам и форме на маленького жеребенка, но с черными полосами на белой шкуре. Рядом играли две кошки кремового цвета, словно обсыпанные коричневым конфетти, — самые живые, грациозные и благородные, каких только можно представить. Оки шлепали друг друга лапами, сталкивались головами, кувыркались, гонялись друг за другом. И, не прерывая игры, молодые гепарды отрывали куски мяса от трупа маленькой зебры.
Кусты скрывали от меня Патрицию и взрослого хищника. О чем они говорили? Чем могли обмениваться?
Когда Патриция наконец присоединилась ко мне, я спросил у нее:
— Почему ты не держишь у себя одного или двух таких зверей? Говорят, они прекрасно приручаются…
Девочка посмотрела на меня изумленно и презрительно.
— Гепарды? Когда у меня есть Кинг?
Она тихонько повторила:
— Кинг…
Внезапно дикая, почти свирепая решимость исказила, напрягла черты ее лица. Я не знал, на что она решилась, но я испугался.
— Давай вернемся, — сказал я. — Ты заставила меня подняться еще до света. А потом этот навоз, манийятта, мухи. Я должен принять ванну.
— Возвращайтесь, если хотите, — отрезала Патриция. — Но только без меня.
Ну что мне делать, кроме как остаться?
Девочка склонилась к Кихоро и что-то шепнула ему на ухо. И впервые я увидел, как старый кривой следопыт покачал изуродованной шрамами головой в знак отказа. Патриция заговорила быстро и громко. Он склонил голову. Если она ему сказала то же самое, что и мне, Кихоро вынужден был отступить.
А что оставалось делать Бого, кроме как подчиняться приказам и знакам Кихоро, который указывал дорогу? Ведь этого требовала Патриция!
Наверное, очень немного людей, белых или черных, забирались туда, куда нас вел кривой следопыт. И уж наверняка только они с Буллитом пересекали на машине эти обширные, неведомые пространства, истинное царство диких животных.
Глубокие долины… Сухие до треска джунгли… Широкие просторы саванны… Таинственные заросли… Порой мы видели вершину Килиманджаро. Порой все закрывали густые кусты, царапая шипами металл автомашины. Но везде и все время мы видели, слышали, ощущали звериную вольную жизнь во всех ее первородных проявлениях — стремительный бег, погони, прыжки, ржание, крики боли, грозное рычание и трубный рев. Для всех животных, — от самых маленьких до самых огромных, от самых беззащитных и до самых хищных, — это был час, когда они отыскивали себе пищу.
Кихоро подал шоферу знак остановиться. Мы находились между двумя массивами зарослей, которые нас полностью скрывали. Я вышел из машины вместе с Патрицией и старым следопытом. Лицо Бого было мокрым от страха, и даже капли пота на нем казались серыми. Мне стало жаль его. Я остановился и сказал:
— Тебе нечего бояться. Вспомни, что говорила белая девочка. Звери машину не трогают.
— Я постараюсь, месье, — ответил Бого.
Патриция и Кихоро опередили меня лишь на мгновение. Но они так быстро, легко и бесшумно двигались, перебегая от укрытия к укрытию, что за ними не оставалось ни следа, ни тени. Они были совсем близко от меня, и все же я не мог ни догнать их, ни увидеть. Словно они ушли на много миль вперед. Да и как их отыскать в этом колючем лабиринте? К счастью, Патриции, видимо, надоело слушать, как я топчусь в кустах, обламывая шипы и сучья, и она позвала меня негромким свистом. Я нашел ее притаившейся в глубине зарослей. Она была одна.
— Где Кихоро? — спросил я шепотом.
Патриция указала рукой в просвет между ветвями с острыми колючками: там виднелась длинная, чуть всхолмленная травянистая равнина с купами деревьев и кустарников.
— Но почему он там? — спросил я.
Патриция ответила шепотом:
— Он знает охотничьи участки всех зверей…
Она остановилась, потому что издали донесся, возвышаясь и разрастаясь, длинный, казалось, нескончаемый призыв, похожий на вопль отчаяния и на варварскую песню. Я хотел привстать, посмотреть. Патриция удержала меня за рукав.
Призыв затих, взлетел, оборвался и зазвучал снова.
— Смотрите, — шепнула Патриция.
Я наклонился к просвету между двумя ветвями. Их шипы оцарапали мне руки, лоб. Но какое это имело значение? Я увидел Кихоро: он стоял, прислонившись спиной к одинокой акации посреди равнины, а к нему огромными прыжками, распустив гриву на ветру, несся огромный лев. Это был Кинг.