Буллит потянулся, почти достав руками до навеса веранды, осушил свой стакан и спросил меня:
— Поедем? Это ненадолго.
Мы влезли в «лендровер» вшестером. Два старших вакамба и два рейнджера уселись сзади, я втиснулся между Буллитом и Кихоро на переднем сиденье. Карабины были только у рейнджеров. Буллит запретил Кихоро брать свое ружье.
— Он бы ухлопал всех масаев с превеликим удовольствием, — сказал мне рыжий гигант, хохоча от души.
Буллит вел машину напрямик, очень умело и быстро. Его «лендровер» обладал способностями, недоступными для моего «шевроле». Мы добрались до манийятты гораздо быстрее, чем я думал.
— Видите, я сказал, что это не займет много времени, — сказал Буллит, соскакивая на землю. — Да и само дело не продлится долго. Надо отдать справедливость масаям: единственные среди всех местных жителей, они, невзирая на последствия, никогда не лгут. Слишком горды для этого.
Жаркое солнце уже поработало над удивительным сооружением на вершине холма. Стенки его высохли. И сводчатая кровля тоже. И даже запах, словно поглощенный зноем, стал довольно терпимым. Теперь манийятта походила на замкнутый вкруговую туннель, разделенный перегородками на одинаковые ячейки с выходами внутрь кольца.
В такой ячейке Буллит и нашел старика Ол'Калу, простертого на земле. Одна из многочисленных ран, нанесенных ему пятьдесят лет назад львиными когтями, снова открылась: когда он месил коровий навоз и размазывал его по стенкам манийятты. Едва увидев хозяина заповедника, старый вождь племени масаев поднялся, обернув живот окровавленной тряпкой. Сделал он это не ради Буллита, а из уважения к самому себе.
Сводчатый потолок был таким низким, что даже человеку среднего роста приходилось пригибать голову. Ол'Калу и Буллит, одинаково высокие, вынуждены были говорить здесь — на суахили, — согнувшись в три погибели. Оба не выдержали и вышли наружу.
Я остался один, чтобы проникнуться наготой этого укрытия.
Там не было ничего. Ни одного предмета, необходимого человеку. Не было даже очага. И ни единой вещи, — хотя бы скромнейшей циновки, самой ветхой сумы, ни примитивнейшей утвари для приготовления пищи. Ничего.
Снаружи, на овальной площадке, окруженной манийяттой, масаи толпились вокруг Буллита и Ол'Калу, поддерживая своего старого вождя, который говорил, тяжело опираясь на копье.
— Он поедет с нами на пастбище, — перевел мне Буллит. — Он знает, что мораны, проходя по территории вакамба по дороге к заповеднику, действительно увели несколько коров. Но сколько и каких, он не удосужился спросить. Это дело моранов.
«Лендровер» Буллита быстро доставил нас на пастбище, где жалкий скот отыскивал себе пропитание среди колючей и сухой травы.
Ориунга и два его товарища, сидя на корточках в тени маленькой, но развесистой акации, следили за стадом. Их копья были воткнуты в землю рядом с каждым.
Ни один из них не поднялся при нашем появлении. Ни одна голова, увенчанная шлемом из волос и красной глины, не соизволила даже шелохнуться, когда вакамба с воплями бросились к двум коровам, которые паслись неподалеку.
Ол'Калу о чем-то спросил Ориунгу.
Моран небрежно качнул головой в знак отрицания.
— Черт побери! — вскричал Буллит. — Нахальный ублюдок! — От гнева кровь прилила к его массивному лицу. — Он говорит, что не крал этих двух коров. Черт побери! Первый раз в жизни вижу масая, который врет.
Но Ориунга лениво обронил еще несколько слов со своих презрительных губ. Ол'Калу, перевел их Буллиту, и Буллит машинально присвистнул. С оттенком уважения он проворчал:
— Нахальный ублюдок! Неправда, говорит он, что они украли двух коров. На самом деле они украли трех!
Последняя из угнанных у вакамба коров паслась за кустами. Ее присоединили к двум первым. После проклятий, угроз и насмешек по адресу масаев Кихоро и его соплеменники повели трех коров за собой. Рейнджеры их охраняли.
Ориунга по-прежнему сидел на корточках, полузакрыв глаза, на лице его выражалось полнейшее безразличие.
Но когда двое вакамба со своим скотом и рейнджеры уже удалились с пастбища, моран внезапно вскочил и вырвал копье из земли. Великолепное тело распрямилось, как пружина, движения его были так стремительны и гармоничны, что казалось, будто заостренный с двух концов металлический стержень сам по себе выскочил из земли, очутился в руке морана и сам, вибрируя, взвился в воздух, чтобы со свистом вонзиться в шею коровы, которую гнал Кихоро. Она споткнулась и рухнула.
Два других морана тоже схватили копья. Но они опоздали. Рейнджеры взяли их на прицел, а старый Ол'Калу, опоясанный по животу окровавленной тряпкой, встал перед молодыми воинами.