Где были города, или потерянные деревушки, или хотя бы одинокие хижины, над которыми курился бы дымок, загрязняя лазурь неба? Здесь земля никогда не знала ни следа, ни запаха, ни тени человека. С незапамятных времен здесь рождались, жили, охотились, спаривались и умирали животные. И ничто здесь не изменилось. Животные, как сама земля, помнили о первых днях творения. И Буллит, великий волшебник с рыжей гривой, заклинал их всех, замыкая в стремительные магические круги.
Антилопы, гну, газели, зебры и буйволы, — на пределе скорости машина кренилась, выпрямлялась, ныряла, вставала на дыбы и гнала их стада друг на друга и все сужала круги, пока не наступал момент, когда весь этот калейдоскоп пестрых шкур, морд и рогов не рассыпался во все стороны прыжками, скачками, галопом, отчаянными перебежками и не исчезал в бескрайних зарослях.
Задыхаясь, опьяненная и ослепленная счастьем, Патриция кричала:
— Смотрите! Как они хороши! Как быстро мчатся зебры! Как высоко прыгают антилопы! С какой силой буйволы ломятся сквозь кусты!
Она схватила меня за руку, словно чтобы понадежнее передать мне свою уверенность, и сказала:
— Мой отец — их друг. Животные нас знают. Мы можем с ними играть.
Не знаю, разделял ли Буллит, столь суровый ко всем, кто хоть в малейшей степени нарушал покой животных, наивную уверенность своей дочери. Возможно, он полагал, что именно из-за непреклонной строгости, с какой он охранял этот покой, сам он мог его иногда нарушать. А может быть, просто в нем пробудился инстинкт, страсть, с которой он не в силах был справиться? Какое мне было дело! Игра продолжалась. И становилась все рискованнее, все опасней.
Помню, мы натолкнулись в глубине долины на слонов. Их было целое стадо, — голов сорок — пятьдесят, — и все они бродили по лужицам воды, вытекаемой из какого-то чудесного источника в зарослях, расчищенного Буллитом. Одни отыскивали хоботами пищу в порослях на склонах, другие перекатывались в тине. Слонята толкались, мамаши обливали их водой. Вожак стада с пожелтевшими от времени бивнями, огромный и одинокий, возвышался над своим племенем, как гранитное изваяние.
Завидев между деревьями нашу машину, он даже не шевельнулся. Что могло ему, всемогущему, сделать это насекомое с другими насекомыми на спине? Но «лендровер» от холма к холму, от впадины к впадине приближался к стаду гигантов. Он подпрыгивал, скрежетал и рычал, проносясь между их семьями. И слонята перепугались. Тогда хобот старого вожака взвился вверх, загнулся, и тишину джунглей разорвал оглушительный трубный рев, более страшный и мощный, чем сигнал сотни боевых труб. Все стадо сдвинулось, присоединилось к нему. Самцы встали позади вожака. Самки окружили слонят.
Буллит остановил машину прямо напротив слонов, сгрудившихся в единую неподвижную массу лбов, плеч и колоссальных спин; лишь хоботы их конвульсивно метались, как разъяренные змеи. И только в последнюю секунду, когда из всех этих хоботов одновременно вырвался тот же пронзительный бешеный рев и вся чудовищная фаланга стронулась с места, Буллит повернул «лендровер» и на полной скорости устремился прочь, виляя между кустами. Дорога, к нашему счастью, оказалась приличной. Это походило на чудо, но, наверное, Буллит давно уже расчистил ее и привел в порядок.
Не знаю, какое у меня было в тот момент выражение лица, но, посмотрев на меня, Буллит и Патриция обменялись заговорщицкими взглядами. Затем Буллит нагнулся к дочери и что-то шепнул ей на ухо. Патриция радостно закивала, и глаза ее заискрились лукавством.
Машина выкарабкалась по склону из долины слонов, и мы очутились на плато, где заросли перемежались с широкими открытыми пространствами. Буллит замедлил ход, приближаясь к одной из этих больших полян, поросших сухой травой. На середине ее, прямо на солнце, лежали рядом три огромные корявые колоды с серой корой. Какой же силы должен быть ураган, чтобы забросить — и откуда? — эти стволы на середину голого поля? Я спросил об этом Буллита. Не отвечая, стиснув губы, он все осторожнее приближался к поверженным великанам.
Внезапно конец одного ствола дрогнул, приподнялся и превратился в кошмарную голову, грубо отесанную, всю в буграх и корявых нашлепках, которая оканчивалась массивным загнутым рогом. Две другие чудовищные колоды ожили таким же образом. Три носорога, не двигаясь, смотрели на машину. И тогда Буллит начал описывать вокруг них круги. И с каждым кругом подъезжал к ним все ближе и ближе.