Я не ответил. Губы Патриции побелели и сжались.
— Я никогда не уеду из заповедника! — воскликнула она. — Никогда! А если меня захотят увезти силой, я спрячусь в деревне, или у масаев, или просто уйду к Кингу, и подружусь с его женами, и буду нянчить его детей.
Мне с трудом удалось помириться с Патрицией. Наконец, сменив гнев на милость, она сказала мне:
— Я ведь знаю, вы совсем не злой, и знаю, почему вы хотите меня увезти: вы за меня боитесь.
Она пожала своими хрупкими плечами и воскликнула:
— Но чего вы все боитесь, чего?
XII
Новость принес мне Бого: у масаев умер старый Ол'Калу. Племя только что выбрало нового вождя, сурового и мудрого человека. Бого знал даже его имя: Ваинана. Он также знал, что по этому случаю сегодня в манийятте будет празднество.
Я поблагодарил своего шофера за столь своевременную информацию. Но Бого, видимо, хотел еще что-то сказать и не знал, как к этому подступиться. В смущении вертел он большие плоские пуговицы из белого металла на своей куртке. Морщины и складки на его лице причудливо шевелились. Я сделал вид, что ничего не замечаю. Наконец Бого уставился на квадратные носки своих желтых ботинок с грубыми швами и проговорил:
— Месье, наверное, захочет пойти на этот праздник. Месье всегда интересуется такими вещами.
— Да, разумеется, — сказал я. — А в чем дело?
Бого поднял на меня несчастные глаза и одним дыханием выпалил:
— Эти масаи сходят с ума, когда пляшут. И у них всегда в руках копья, и они вспоминают о старых войнах с нами, кикуйю. Если бы месье был так добр и поехал в манийятту вместе с хозяином заповедника…
— С большим удовольствием, — сказал я. — Но разве…
Впервые за все время наших совместных странствий Бого настолько забылся, что не дал мне договорить.
— Они туда поедут, поедут, месье! — вскричал он. — Масаи его пригласили. Ваинана сейчас говорит с ним в деревне.
От моей хижины до деревушки было максимум минут пять ходу. Обычно я проделывал этот путь пешком. Но сейчас Бого хотел во что бы то ни стало отвезти меня туда на машине. Этим он хотел выразить мне благодарность за великодушие и одновременно убедиться, что наверняка избавился от поездки в манийятту.
Я застал Буллита за разговором с пожилым масаем, который выглядел ненамного моложе Ол'Калу и казался вроде бы добродушнее. Однако его глаза, живые и хитрые, опровергали первое впечатление. Мочки его ушей свисали до плеч. Он изъяснялся на суахили.
— Вы уже в курсе дела, — сказал мне Буллит. — Тамтамы заповедника действуют превосходно, насколько я вижу… Да, я, конечно, пойду на праздник. Долг вежливости. Они начнут в полдень. За вами заедут немного раньше.
Я искал в холодильнике своей хижины, чем бы перекусить, когда появился Буллит. Его лицо, даже рыжая шевелюра выражали какую-то тайну, детскую радость.
Загадка разъяснилась, когда я увидел, что в «лендровере» рядом с Патрицией сидит Сибилла.
— Видите, — сказала она, улыбаясь моему удивлению, — мне стало гораздо лучше. И даже пробудился интерес к местной экзотике.
Молодая женщина, которая явно не знала о моем разговоре с Патрицией, взяла дочь на колени, освобождая мне место на переднем сиденье, и мы поехали в деревню, чтобы захватить троих рейнджеров.
— Это что, предосторожность? — спросил я Буллита.
— Предосторожность?.. Когда мы будем гостями масаев?.. Вы шутите!
— Значит, почетный эскорт? Чтобы оказать вам честь? — сказал я.
— Нет, скорее масаям, — сказал Буллит.
Он посмотрел на меня поверх головы дочери и подмигнул сначала одним, потом другим глазом — точно так же, как это делала иногда Патриция.
— Чтобы не оскорбить их достоинства, — сказал он.
Я вспомнил, с каким презрением и гневом смотрел на меня Буллит, когда я употребил это слово по отношению к Бого при нашей первой встрече. Сейчас его глаза говорили, что с тех пор мы ушли далеко по дороге дружбы.
— Старый Ол'Калу, — сказал я, — был благородной личностью.
— Он и умер благородно, — сказал Буллит. — От коровьего навоза воспалились раны, нанесенные ему когда-то когтями льва. О чем еще может мечтать истинный вождь масаев?
Сибилла сказала мне:
— Джон — один из немногих белых, которые видели, как мораны сражаются со львом.
Из-за того, что в машине была его жена, Буллит ехал гораздо медленнее обычного. И пока голая саванна сменялась зарослями, а Килиманджаро то появлялся, то исчезал на горизонте, он успел рассказать мне об одной из таких легендарных схваток, которые до еще недавних времен сеяли смерть среди львов и масаев.