– Теперь мы можем действовать смелее, – сказал Фрэнсис, – расстояние до хижины так невелико, что похитители не успеют увести ваших дочерей, прежде чем мы доберемся до них.
– Чем скорее мы дойдем до хижины, тем лучше, – отвечал Полани. – Эта неизвестность просто терзает меня.
Они бросились вперед.
– Вот этот дом, синьор, – вскричал Фрэнсис, – теперь мы все узнаем!
Они быстро спустились к откосу и окружили хижину.
– Отоприте! – крикнул Полани, стуча рукояткой меча в дверь. Ответа не было.
– Ломайте дверь! – приказал он, и двое матросов своими топорами начали рубить дверь. После нескольких ударов дверь внезапно открылась, и на пороге явились два человека в простых одеждах.
– Зачем вы нападаете на дом честных рыбаков? – спросили они.
– Вяжите их крепче, – крикнул в ответ Полани, врываясь в хижину вместе с Фрэнсисом. Проникнув в хижину, он остановился с криком разочарования – хижина была пуста!
– Если их здесь нет, то они должны быть где-нибудь близко, – сказал Фрэнсис. – Не будем унывать! Обыскав все, мы, может быть, найдем хоть какие-нибудь следы.
Внутренность хижины ничем не отличалась от обыкновенных рыбацких хижин. Посредине стоял большой стол, а у стен было несколько скамеек. По углам были расставлены весла, около них лежали рыбачьи сети.
Вдруг Фрэнсис вскричал:
– Смотрите, здесь дверь!
– Вижу, но эта дверь никуда не ведет, – отвечал Полани, – это ведь наружная стена, и она засыпана песком чуть ли не до крыши.
– Это так, а все-таки там, может быть, найдется какой-нибудь подвал; надо проверить хорошенько.
Фрэнсис сильно толкнул дверь, но она нисколько не подалась, тогда англичанин позвал двух матросов с топорами.
– Ломайте! – приказал он.
После нескольких сильных ударов топора дверь наконец слетела с петель. Полани с мечом в руке, а за ним и Фрэнсис ворвались внутрь.
Оба невольно вскрикнули от неожиданности. Они очутились в помещении, пристроенном с задней стороны хижины. Комната была богато убрана, стены ее покрывали восточные материи. С потолка спускалась зажженная лампа. В углу комнаты стояли, как бы в нерешительном выжидании и держа наготове обнаженные шпаги, двое мужчин; они, очевидно, пытались заслонить собою двух женщин, которые, как только дверь распахнулась, бросились вперед.
– Мария! Джулия! – вскричал Полани и заключил в объятия своих дочерей.
В это время Фрэнсис с матросами приблизился к двум незнакомцам и сказал:
– Бросьте ваше оружие и сдавайтесь! Сопротивляться бесполезно: там у нас еще двенадцать вооруженных людей.
Незнакомцы опустили свое оружие и покорно дали связать себя.
Несколько минут длилось молчание. Молодые девушки рыдали от счастья, а сам Полани был так растроган, что с трудом говорил. Наконец он обратился к дочерям и сказал:
– Милые мои, не меня должны вы благодарить за ваше спасение, а вашего друга Фрэнсиса, который вторично уже выручает вас из беды. Обнимите его, мои дорогие, как родного брата, так как он сделал для вас больше, чем сделал бы брат. А теперь расскажите мне все, что произошло с того времени, как я видел вас в последний раз.
– Ты уже знаешь, отец, – сказала Мария, – что нам прислали известие о том, что с тобою приключилось несчастье и что ты требуешь нас к себе.
– Да, мои дорогие, я об этом узнал очень скоро после вашего отъезда из дома Пизани. В пять часов я поехал за вами и узнал, что вы почему-то уже уехали оттуда.
– Ну, вот, как только мы сели в каюту гондолы, – продолжала старшая дочь, – синьора Кастальди сначала закрыла двери, а потом и ставни у окон. Мы невольно вскрикнули, когда очутились вдруг в темноте, но она строго велела нам замолчать. Мы страшно перепугались, тем более что она никогда раньше не говорила с нами таким тоном; мы хотели открыть ставни или дверь, но они оказались наглухо запертыми. Тогда мы принялись громко кричать, но наших голосов, должно быть, никто не слыхал. В каюте наконец сделалось так душно, что я упала в обморок. Когда же я очнулась, то одно окно было уже открыто; мы в это время находились, вероятно, уже за каналами, так как я ничего не видела, кроме неба. Как только я очнулась, окно закрыли. Гондола долго плыла, и когда она наконец остановилась, синьора Кастальди объявила нам, что она должна завязать нам глаза. Мы воспротивились этому, но она пригрозила, что это все равно сделают насильно. Мы поневоле согласились, и она обернула нам головы большими платками. Потом нас повели на берег, и когда, пройдя некоторое расстояние, мы наконец остановились, то с нас сняли платки, и вот мы очутились здесь, где с тех пор все время находимся.