Шел 1832 год; дом еще не был достроен и потому не нуждался в ремонте.
ОБЕД В БОЛЬШОМ ДОМЕ
Отец Льва Николаевича, разорившийся подполковник в отставке, на приданое жены дом почти достроил, но не обставил.
Об отце Льва Николаевича мы знаем довольно много; мать Толстой не помнил, он создал себе память о ней из самого лучшего, что он знал в жизни, сделал ее нежной, мечтательной, любящей.
Марья Николаевна Волконская была сентиментальна и мечтательна, но решительна; с подругами своими, сестрами-англичанками, она не только говорила о нежной дружбе, но и выдала их замуж, дав неслыханное приданое: одной пятьдесят тысяч, другой — семьдесят пять.
Денег в доме было немного, и рано начали занимать, а Николаю Ильичу нужно было выкупать проданные с торгов имения, беспутно прожитые отцом. Он вил гнездо в спорах, в судах, в запутанных сделках и в спокойной работе просто и далеко видящего хозяина.
Дом не достроен и не совсем меблирован.
Он огромен, кажется, что комнаты его никогда не сосчитаешь.
Расскажем об обычном дне этого дома, об обеде семьи в большом зале и попутно расскажем судьбы людей.
Решим, были ли они счастливы и равнодушны.
Обеда дожидались, собравшись в гостиной. Здесь был диван и круглый стол, и кресла — одни дубовые, другие — под красное дерево. На стенах висели два трюмо. Небогатая комната в отражениях была как бы в двух кусках вставлена в резные золотые рамы.
Николай Ильич отдыхал в своем кабинете на диване, обитом зеленым сафьяном. Он выходит, обутый в мягкие сапоги без каблуков, подходит быстрыми шагами к старухе матери, смотрит на нее добрыми, красивыми и печальными глазами, отдает свою трубку лакею грациозным мужественным движением. Старая губернаторша улыбается сыну, он целует ее руку. Пелагея Николаевна целует сына в лоб.
Любимый сын, твердый хозяин — замена доброго, беспутного мужа.
Фамильная гордость Толстого как бы сосредоточивалась на памяти о роде бабушки — Горчаковых.
Она была дочерью старшего из князей Горчаковых.
Толстые были менее знатны, и Лев Николаевич историю своего рода знал неточно.
Было известно, что первый граф Толстой, Петр Андреевич, был умен и коварен, смел и неверен с друзьями; умер он в жестокой тюрьме Соловецкого монастыря, где узников смиряли битьем и голодом.
Про деда своего, Илью Андреевича, Лев Николаевич писал, анализируя жизнь его по пунктам.
«Имущество расстроенное, большое состояние, небрежность, затеи, непоследовательность, роскошь глупая.
Общественное. Тщеславие, добродушие, уважение к знатным».
Не будем идти последовательно за Толстым. В продолжении сказано:
«Умственное. Глуп, не образован совсем».
Илья Андреевич Толстой не был совсем не образован; он кончил морской кадетский корпус, служил на флоте, потом в Преображенском полку, дослужился до бригадира — этот чин был пределом для знатного человека средних способностей.
Илья Андреевич был верен жене, любил роскошь и грандиозное добродушное гостеприимство.
В хлебосольной Москве он славился умением добывать к столу необыкновенных осетров, к которым относился эстетически. Разорился он незаметно, разорение было ускорено пожаром Москвы.
На сожженное имущество Илья Андреевич подал преувеличенный счет, который целиком не был удовлетворен.
Патриотических подвигов при оставлении Москвы как будто он не оказывал, но ни в чем дурном не был замечен.
Пришлось просить о месте: в 1815 году Илья Андреевич получил должность казанского губернатора. Карточная игра, гостеприимство, барская небрежность, ссора с губернским предводителем дворянства скоро поставили Илью Андреевича в трудное положение; говорят, что он взятки брал только с откупщика: не брать с него мзды было бы просто вольномыслие.
Пелагея Николаевна с заднего крыльца брала взятки тайно, но бестолково.
Злоупотребления Ильи Андреевича были невелики, его обвиняли только «в подозрительном небрежении в делах по местам, правлению подчиненным», а также в «явной слабости и в недостатках знания в должности».
Губернатор умер внезапно в 1820 году, под следствием.
H. Н. Гусев в своей книге возможность самоубийства отрицает, приводя тому многие доказательства.
Сын губернатора оказался вдруг обездоленным, с избалованной матерью на руках, с наследством, которое не стоило долгов.
Ему пришлось служить хотя бы для того, чтобы не попасть в долговую тюрьму.
— Что ж не дают обедать? — кричит хозяин дома Николай Ильич, сын губернатора, умершего среди равнодушия и упреков.