Мнение руководителей русской революции по вопросу о месте ведения переговоров в общем сводилось к тому, что переговоры выгоднее вести в нейтральной стране, например в Швеции. Однако было очевидно, что этот путь не даст быстрых результатов, а скорее всего приведет к срыву переговоров. К тому же в Бресте Ленин с Троцким были застрахованы от вмешательства в переговоры социалистов стран Антанты. В Стокгольме же им пришлось бы на виду у мирового общественного мнения настаивать на всеобщем демократическом мире (без аннексий и контрибуций), хотя бы уже потому, что социалисты Англии, Франции и Бельгии не могли согласиться на русско-германское сепаратное соглашение. В Бресте решал Ленин. В Стокгольме Ленин становился сторонним наблюдателем. И какой-нибудь Парвус или Троцкий со связями в международном социалистическом движении могли оказаться важнее Ленина и всего русского ЦК.
По всем этим причинам на Стокгольме как месте проведения переговоров настаивал Парвус и близкие ему люди: Радек, Ганецкий, Боровский. Парвус хотел превратить советско-германский диалог в разговор между германским правительством и социалистическими партиями Европы. По существу, тем самым ставился вопрос о всеобщей европейской революции, для которой заключение мира могло оказаться «самым революционным актом» [225] . Иными словами, если бы конференция увенчалась успехом, социалисты, несомненно, пришли бы к власти на нажитом капитале. Если бы конференция, подавшая надежды на всеобщий мир, окончилась бы провалом, это, как казалось европейским социалистам, могло бы привести ко всеобщей стачке и революции. Но и в том и в другом случае вспыхивала европейская революция, а революция в России отходила на второй план, что устраивало Троцкого, но категорически не устраивало Ленина.
21 ноября (4 декабря) переговоры в Брест-Литовске начались. С советской стороны делегацию возглавили три большевика (Иоффе, Каменев и Сокольников) и два левых эсера (А.А. Биценко и С.Д. Масловский-Мстиславский). Троцкий пока оставался в резерве. По поручению главнокомандующего Восточным фронтом Леопольда принца Баварского с германской стороны переговоры должна была вести группа военных во главе с генералом Гофманом. На состоявшемся 3 декабря по н. ст. первом совместном заседании делегатов многие из этих вопросов вообще не поднимались. Русская делегация настаивала на заключении мира без аннексий и контрибуций. Гофман как бы соглашался, но при условии присоединения к этому требованию еще и Антанты, а поскольку, как всем было ясно, советская делегация не уполномочена была Англией, Францией и США вести переговоры с Четверным союзом, вопрос о всеобщем демократическом мире повис в воздухе. К тому же делегация Центральных держав настаивала на том, что уполномочена подписывать лишь военное перемирие, а не политическое соглашение. И при внешней вежливости обеих сторон общий язык найден не был.
Иоффе, ведший переговоры от имени советского правительства, пытался выиграть время. Немцы предлагали начать тотчас хотя бы неофициальное обсуждение перемирия. Иоффе предлагал перенести обсуждение на 4 декабря по н. ст. Делать было нечего, все согласились. 4 декабря в 9.30 утра переговоры возобновились. От имени советской делегации контр-адмирал В.М. Альфатер зачитал проект перемирия. Подразумевалось, что перемирие будет всеобщим, сроком на шесть месяцев. Возобновление военных действий могло последовать только с объявлением о том противной стороне за 72 часа. Переброска войск во время перемирия не допускалась. Определялась четкая демаркационная линия. После заключения всеобщего перемирия все местные перемирия теряли силу. Гофман на это заметил, что о всеобщем перемирии говорить бессмысленно, так как Антанта не побеждена, не присоединилась к переговорам, не пойдет на перемирие и в одностороннем порядке объявлять о прекращении огня на Западном фронте Германия не может. Перемирие поэтому может быть заключено только на Восточном и русско-турецком фронтах.
На пункт о запрете перебросок войск Гофман возразил, что Германия оказывается здесь в невыгодном положении, так как только она воюет на два фронта и этот пункт, следовательно, направлен только против нее. К тому же общий запрет на перемещение войск подразумевает и запрет отвода войск в тыл, и замену уставших частей свежими, а это неразумно и в конечном счете не выгодно ни одной из сторон. Гофман предложил поэтому договориться о том, что армии Центральных держав, выставленные против России, не могут усиливаться, как и русские армии, выставленные против стран Четверного союза. Кроме того, немцев не устраивали сроки – шесть месяцев немцы считали слишком большим сроком, так как перемирие для них было первым шагом к мирному соглашению, которого они не могли ждать шесть месяцев. Советская сторона надеялась через шестимесячное перемирие затянуть переговоры на полгода и за это время – кто знает? – организовать европейскую революцию. По той же причине большевиков не устраивал пункт о разрыве перемирия с предупреждением в 72 часа. Компромисс был найден в том, что перемирие заключалось с 10 декабря 1917 г. по 7 января 1918 г. по н. ст., а предупреждение о разрыве перемирия должно было последовать за семь дней.