Не называя Троцкого, Зиновьев намекал на «предательство» Троцкого во время брестских переговоров, не указывая, впрочем, что в Бресте Троцкий действовал согласно инструкциям ЦК.
О самом Троцком во всех этих выступлениях оратор говорил сравнительно мягко, хотя горько жаловался, что тот сравнивает его, Каменева, Сталина и Дзержинского с германскими социал-ревизионистами Бернштейном и Каутским. В Петрограде Зиновьев во время речи получил записку: «Неужели Троцкий хочет зла для партии?» В ответ Зиновьев стал рассказывать о заслугах Троцкого и свел конфликт к разногласиям о бюрократизме. Троцкий, хорошо зная госаппарат, не осведомлен о механизме партии и поэтому «не понимает, что без аппарата, без губкомов мы даже единого налога не соберем и никогда не исправим бюрократизма в государственном аппарате»[52], — ответил Зиновьев.
В этом последнем суждении, исполненном заискивания перед партийными бюрократами, содержалось зерно истины, ибо Троцкий действительно недооценивал ту опору, которую Сталин и его единомышленники последовательно и целеустремленно ковали в лице местного партийного аппарата, являвшегося почти безграничным хозяином российской провинции. В центре же господствовал Сталин. Всеми заброшенный и забытый Ленин тихо умирал в Горках.
Бухарин рассказывал несколько позже, что Сталин встретился тогда с Калининым, Бухариным, Каменевым, Рыковым и Троцким и сообщил, что дни Ленина сочтены. Сталин говорил, что смерть вождя не должна застать партию врасплох, что надо подумать, как организовать похороны. Он заявил, что «товарищи из провинции» против сжигания тела Ленина, что это не согласуется с «русским пониманием любви и преклонения перед усопшим». «Некоторые товарищи полагают, что современная наука имеет возможность с помощью бальзамирования надолго сохранить тело усопшего».
Троцкий был возмущен: «Когда товарищ Сталин договорил до конца свою речь, только тогда мне стало понятным, куда клонят эти сначала непонятные рассуждения и указания, что Ленин — русский человек и его надо хоронить по-русски… Я очень хотел бы знать, кто эти товарищи в провинции, которые, по словам Сталина, предлагают с помощью современной науки бальзамировать останки Ленина и создать из них мощи. Я бы им сказал, что с наукой марксизма они не имеют ничего общего».
Большинство присутствовавших высказалось тогда за предложение Сталина[53]. Решение о бальзамировании еще живого Ленина, «вечно живого вождя», позже реализованное в формате Мавзолея на Красной площади, стало символом советского коммунистического режима, следовавшего старинным языческим традициям.
В декабре 1923 г. Троцкий опубликовал в «Правде» еще несколько статей, подвергавших критике бюрократическое перерождение партийных и государственных органов и содержавших предложения по тем хозяйственным вопросам, которые были обсуждены XII съездом, но на практике не реализованы. Эти статьи вместе с некоторыми новыми материалами Троцкий включил в брошюру «Новый курс», вышедшую в январе 1924 г., как раз накануне смерти Ленина[54]. Параллельно с этим на страницах «Правды» и других партийных газет развернулась дискуссия по основным вопросам политики, в которой ряд старых партийных деятелей, а также солидарных с ними представителей молодого поколения, следуя за Троцким, пытались противопоставить существовавшую в партии (как им казалось) свободу мнений при Ленине и ее отсутствие при новом режиме. 29 декабря Троцкий, Пятаков и Радек выступили с обширным заявлением, протестуя против постоянных искажений, подлогов и фальсификаций, которые допускали партийные периодические издания, прежде всего бухаринская «Правда», при изложении взглядов и позиции оппозиционеров. Особенно ярким примером было сравнение подлинной телеграммы РОСТА о собрании в Печерском районе Киева с тем, как она была преподнесена «Правдой». В подлиннике говорилось: «Собрание категорически протестует против недопустимых обвинений Троцкого в оппортунистических уклонах и меньшевизме». В «Правде» же опубликовали: «Собрание категорически протестует против недопустимых обвинений, выдвинутых т. Троцким против ядра партии в оппортунистических уклонах и меньшевизме». По словам авторов заявления, эти изменения были сделаны А. М. Назаретяном, в 1922–1923 гг. являвшимся заведующим бюро Секретариата ЦК партии и спешно введенным в редколлегию газеты. «Бесполезно говорить о партийной демократии, — заключали авторы, — если подлог безнаказанно заменяет партийную информацию»[55].