Троцким была предпринята попытка оправдать высылку неизбежной войной. Он объявил ученых и литераторов «непримиримыми и неисправимыми» врагами советского строя, которые в случае войны должны были бы подлежать расстрелу. «Вот почему мы предпочитаем сейчас, в спокойный период, выслать их заблаговременно. И я выражаю надежду, что Вы не откажетесь признать нашу предусмотрительную гуманность и возьмете на себя ее защиту перед общественным мнением». Именно так и поступала американка, написавшая в западной прессе, что большевики всего лишь обороняются[128].
Интересно, что именно в 1925 — начале 1926 г., когда Троцкий, оставаясь членом Политбюро, был фактически отстранен от власти, но еще не встал в открытую оппозицию, он стал уделять особое внимание теоретическим проблемам культурного развития, обобщая свою позицию, в основе которой лежали воззрения Маркса и Энгельса. В наиболее концентрированном виде взгляды эти были выражены Троцким в статье «Культура и социализм», опубликованной в начале 1927 г. в журнале «Новый мир»[129].
Любопытен был подход к самому понятию культуры. Признавая культуру как совокупность всего созданного, усвоенного, построенного, завоеванного человеком, Троцкий обращал особое внимание на ту «драгоценнейшую часть культуры», к которой он относил ее отложения в сознании человека — приемы, навыки, сноровку, благоприобретенные способности, выросшие из материальной культуры и перестраивающие и саму культуру, и всю человеческую жизнь. Подходя сравнительно широко к диалектико-материалистическому пониманию действительности, Троцкий призывал к тому, чтобы марксистская критика науки была осторожной — иначе она может вылиться в лицемерие, фамусовщину. В качестве примера тех научных открытий, которые необходимо было «вписать» в традиционные марксистские представления, он приводил рефлексологию И. П. Павлова и психоанализ З. Фрейда. Накопление физиологического количества в экспериментах Павлова он считал базой нового «психологического» качества. Вслед за этим следовал заумный или парадоксальный, а потому непонятный вывод: «Обобщения завоевываются шаг за шагом: от слюны собаки к поэзии, т. е. к ее психической механике… причем пути к поэзии еще не видать». Похоже, что в этом своем оригинальном описании рефлексологии Павлова Троцкий слегка запутался. Не менее оригинально трактовался фрейдистский психоанализ, который, по мнению Троцкого, стремился взять многие промежуточные ступени одним скачком, «от религиозного мифа, лирического стихотворения или сновидения — сразу к физиологической основе психики».
В науке, в культуре, повторял Троцкий, голое командование может принести только вред. Здесь надо «учиться». Он писал о глубочайших культурных противоречиях, характерных для Советской страны: первая в мире по количеству собранных томов Публичная библиотека в Ленинграде — и бо́льший процент неграмотных, чем в какой-либо другой европейской стране; гигантские проекты Днепростроя и Волго-Донского канала — и семейные избиения в деревне. «От Москвы до Шатуры сто с лишним километров. Казалось бы — рукой подать. А между тем, какая разница условий!.. Отъедешь несколько десятков километров — глушь, снег да ель, замерзшие болота да звери». Так с «черного хода» Троцкий вновь и вновь стремился противопоставить отсталость российской глубинки западноевропейской культуре, в частности — культуре быта, косвенно подводя читателей к убеждению, что желанный социализм в СССР может быть достигнут только в группе цивилизованных наций, куда будет входить еще и Советский Союз.
4. Поражение германской революции
В первые годы НЭПа, когда перспективы международной революции отодвинулись на весьма неопределенное время, Троцкий уделял международному коммунистическому движению значительно меньшее внимание, чем внутренним делам и борьбе в высшем партийном руководстве. Однако его внимание к европейскому коммунистическому движению было значительно бо́льшим, чем у основной части членов Политбюро (Сталина, Рыкова, Каменева и других), которые предпочитали заниматься почти исключительно внутренними делами. Естественно, в качестве председателя Исполкома Коминтерна, внимательно следил за международным рабочим и революционным движением Зиновьев. Тем не менее именно Троцкого — творца концепции мировой революции — в начале 20-х гг. считали главным экспертом в области международных отношений и мирового революционного движения, и он не без самодовольства брал на себя эту роль. В то время Советская Россия переходила к НЭПу. В Западной Европе стало намечаться неблагоприятное для коммунистических сил изменение положения в сторону стабилизации режимов. Штурм капиталистической крепости не удался, и коммунисты вынуждены были перейти к осаде.
128
Вскоре Стронг опубликовала в США книгу «Впервые в истории», в основном посвященную первым годам НЭПа в России, для которой Троцкий написал весьма комплиментарное предисловие (