19 октября последовал новый текст Троцкого — письмо в Президиум ЦКК и в Политбюро[28]. Троцкий решительно возражал против того, что он не был приглашен на заседание Президиума ЦКК 15 октября, где обсуждалось его предыдущее письмо, которое собравшиеся члены Президиума объявили фракционной платформой. Он заявил, что не собирался создавать ни фракции, ни платформы, и не слишком убедительно доказывал, что «при действительной решимости рассмотреть вопросы без фракционных конвульсий и потрясений» содержание письма от 8 октября «могло бы не выйти за эти пределы» — узкий круг членов ЦК и ЦКК. В том, что письмо получило сравнительно широкое распространение, Троцкий обвинял руководство партии.
В тот же день, 19 октября, последовал обширный, по объему составлявший целую брошюру ответ членов Политбюро на заявление Троцкого от 8 октября[29]. Имея в виду стиль документа, его словесную расплывчатость, повторение одних и тех же положений в различной форме и некоторую заумную псевдоученость, можно предположить, что писал его Зиновьев (Бухарин в составлении основной части документа участия не принимал; он находился в Петрограде и прислал на имя Сталина и Томского телефонограмму с некоторыми уточнениями по тексту брошюры)[30]. В тексте документа имелись также исправления и дополнения, сделанные Сталиным.
«Ответ» Политбюро Троцкому был отпечатан тиражом 300 экземпляров, то есть был предназначен для сравнительно широкого распространения среди партактива, и свидетельствовал о серьезной озабоченности Сталина и его группы выступлением Троцкого и последовавшим за этим обращением группы его сторонников и присоединившихся к ним членов бывшей группы «демократического централизма». Политбюро называло Троцкого зачинщиком борьбы против ЦК «в трудный момент» и опровергало в основном справедливые суждения возмутителя партийного спокойствия по целому ряду вопросов: об экономической политике партруководства, об оценке политического положения внутри страны, о внешней политике и «германской революции», о введении новых членов в состав Реввоенсовета Республики, о намерении перейти к продаже водки на началах государственной монополии и, наконец, о внутреннем положении в партии. Наиболее «сильным» аргументом, наносившим удар по Троцкому, как создателю фракционной платформы, было убедительное сопоставление его письма от 8 октября и «Заявления 46-ти», в котором были найдены чуть ли не цитаты из письма Троцкого, разумеется раскавыченные. В то же время Политбюро указывало, что нынешний режим в партии был создан после X съезда, то есть при непосредственном участии Ленина.
Заключение выглядело куда более миролюбиво, нежели основная часть текста. Здесь явно чувствовалась рука Сталина, который в рассматриваемый период набрасывал на себя маску умиротворителя и сдерживал распалявшегося Зиновьева. Троцкого призывали признать ошибку и продолжать оставаться «искренним революционером». Но Троцкий этому неискреннему призыву внять не пожелал и накануне пленума ЦК, назначенного на 24 октября, «ответил на ответ»[31]. «Авторы письма считали исключенной необходимость и возможность серьезных изменений в проводимой ныне партийной и хозяйственной политике и совершенно отметали мысль о создании нормальных условий здоровой коллективной работы в руководящих учреждениях партии», — писал Троцкий. Он ссылался на авторитет Ленина, приводил адресованные ему ленинские записки, свидетельствовавшие о поддержке Лениным вносимых Троцким предложений и о попытке Ленина опереться на Троцкого в кампании, направленной против Сталина.
Эти ленинские записки будут вновь и вновь фигурировать в полемике Троцкого — на протяжении многих лет. Отрешиться от ленинского авторитета по психологическим и тактическим соображениям он уже не мог. Это была своего рода «тигровая шкура», некий спасательный амулет, который давал Троцкому право, по его мнению, претендовать на ленинское наследие, так как в последние месяцы сознательной жизни Ленина Троцкий был наиболее верным и самым близким его соратником.