- Это же Каир! - осенило меня.
- Я сразу понял, - сказал Эмерсон укоризненно. - Но какая именно часть бескрайнего людского муравейника?
Ответа на столь существенный вопрос так и не последовало. Расставаясь с отцом Теодором, мы почти не располагали новыми сведениями. Священник, выпивший два изрядных стаканчика, пошатываясь, проводил нас до дверей. Он прочувственно поблагодарил напоследок и обещал помянуть в молитвах. Эмерсон отнесся к этому обещанию без всякой признательности.
Садясь на осла, я сказала:
- Отец Теодор не жалеет коньяку! Видимо, Сети так торопился, что не успел прихватить свой запас спиртного. Судя по тому, с какой скоростью коньяк уничтожается, запас должен быть солидным.
Эмерсон, собиравшийся ударить своего осла пятками, застыл с задранными ногами.
- Ага! Меня беспокоило смутное подозрение, но я не мог оформить его в слова. Молодец, Пибоди!
Мы велели ослам подождать еще и бегом вернулись к дому священника. Отец Теодор предстал перед нами с очередным стаканчиком в руке. При виде Эмерсона он благостно улыбнулся.
- Снова ты. Отец Проклятий! Заходи вместе со своей достойнейшей госпожой. Еще коньяку?
- Неудобно вас обирать, святой отец, - молвил Эмерсон с усмешкой. Ведь у вас там не бездонная бочка?
Маленький священник погрустнел. Можно было подумать, что Эмерсон обвинил его в воровстве, если не хуже.
- Как легко смутить этого наивного беднягу! - сказал Эмерсон по-английски. - Притворяться он умеет не лучше младенца.
- Некоторые младенцы настоящие виртуозы по части притворства, ответила я со значением.
- Пожалуй... Видимо, ваши запасы время от времени пополняются, святой отец? - спросил Эмерсон, переходя на арабский. - Как часто это происходит?
Священник застонал и хотел было заломить руки, но, вовремя вспомнив о стаканчике, сперва его осушил. Покосившись на толпу любопытных у колодца, он пробормотал:
- Это все бесы. Отец Проклятий... Только бы об этом не прознали мои прихожане! Они могут воззвать к патриарху, чтобы он вступил в борьбу с силами зла. Уверяю вас, я справлюсь с ними сам. Я непрестанно молюсь...
Эмерсон ответил, что не намерен его выдавать, и священник разоткровенничался. После его чудесного возвращения из плена дьяволы доставляли коньяк дважды. Оба раза, просыпаясь поутру, он находил у своего изголовья ящики с бутылками. Искать признаки вторжения ему не приходило в голову, ведь всем известно, что дьяволы бестелесны и не оставляют следов.
Еще раз заверив беднягу в своем расположении, мы удалились. Священник скрылся в доме, чтобы избавиться от дьявольского дара наиболее простым способом.
- Поразительно! - сказала я, когда мы выезжали из деревни. - В Гении Преступлений странным образом сочетаются жестокость и сострадание. Лично я не стала бы в знак раскаяния и сочувствия поить священника французским коньяком.
- Где твоя хваленая проницательность, Пибоди? Какое раскаяние, какое сочувствие?
- Тогда зачем ему?..
- Чтобы окончательно совратить священника, вот зачем! Мотив этих даров - причудливое и зловещее чувство юмора, а вовсе не сострадание.
- Об этом я как-то не подумала... Что ж, неудивительно: нормальному человеку и в голову не придет, что можно быть настолько порочным!
- Выходит, я ненормальный? - спросил Эмерсон, зловеще лязгнув зубами. Мне почему-то приходит в голову и не такое. Но я согласен: одно дело ограбление, похищение или покушение на убийство, и совсем другое совращение пастыря невинных душ. Негодяй позволяет себе невесть что!
- То-то и оно! Так издеваться над славным отцом Теодором...
- Ты меня удивляешь, Пибоди.
- Не знаю, что ты имеешь в виду. По-твоему, есть надежда подстеречь людей, доставляющих коньяк?
- Ни малейшей! Возможно, Сети уже надоела его шутка и он думать забыл об отце Теодоре. В любом случае мы не знаем, когда доставят очередную партию. Было бы напрасной тратой времени держать дом священника под наблюдением. Ты, наверное, это хотела предложить?
- Нет. Мои выводы совпадают с твоими.
- Рад это слышать, Пибоди.
III
Мы добрались до дому к вечернему чаю, и я немедленно приступила к своим обязанностям, призвав на помощь Энид. Рамсес и Дональд еще не вернулись. Я машинально прислушивалась, ожидая шума и скандала, поскольку без них редко обходится моцион нашего сына. Но единственными звуками, не относящимися к пробуждению деревни, были далекие выстрелы. Ничего исключительного я в этом не находила: стрельба - излюбленное времяпрепровождение невежественных туристов, тем более что на заболоченной территории между рекой и каналом гнездятся многочисленные пернатые, которых эти "спортсмены" обожают истреблять.
Вечерние тени становились длиннее и длиннее, а Рамсеса с Дональдом все не было. Эмерсон расхаживал по двору, поглядывая то на часы, то на запертые ворота. Наконец раздался крик, оповестивший о долгожданном событии. Абдулла распахнул ворота, и во двор въехал Рамсес, за ним следовал Дональд.
Рамсес поспешно слез с осла и бросился в дом, изображая желание поскорей умыться, но Дональд ловко поймал его за шиворот и доставил к нам.
- Профессор, миссис Эмерсон, получите своего сына в целости и сохранности. Он достиг степени загрязнения, которую я ранее считал недостижимой, даже в бытность каирским бродягой. Уверяю вас, уберечь его было очень нелегко.
Они побывали на реке, о чем свидетельствовала корка засохшей грязи, покрывавшая Рамсеса с головы до ног. Кое-где грязь отслоилась, благодаря чему мой сын был похож на древнюю подпорченную мумию.
- Я немедленно умоюсь, мама, - прохрипела "мумия". - Если ты попросишь этого... этого человека отпустить меня...
Но я уже успела обнаружить маленькую деталь, которую Рамсес отчаянно пытался от нас скрыть. Деталь и впрямь была совсем мала - дырочка диаметром в полдюйма в его пробковом шлеме. Подойдя ближе, я обнаружила вторую дырочку, чуть побольше, напротив первой.