Немо промолчал, но мне показалось, что он подобрался. Я продолжила убедительным тоном:
– Один день в неделю вы будете свободны. Это, конечно, неслыханный либерализм, но я известна своей щедростью. В выходной можете хоть целый день пребывать в трансе, хоть мычать, уподобившись животному, если иначе вам нельзя, но в остальное время извольте оставаться человеком. Я с радостью выделю любое количество виски, если это...
Я не договорила: его плечи задергались, в горле клокотало рыдание. Как трогательно! Выходит, я разбудила в этом бродяге чувство собственного достоинства. Он пал не так низко, как я опасалась, и его еще можно возродить, отучить от губительной привычки и вытащить из сетей Гения Преступлений! Это было бы замечательным достижением, настоящим подвигом. А на подвиг я готова денно и нощно.
Пока я предвкушала подвиг, Немо поднял голову. Лучи заходящего солнца еще больше заострили его черты, на щеках блестели слезы.
– Миссис Эмерсон... – Он так расчувствовался, что больше ничего не смог сказать, только сделал глубокий вдох. Не знала, что в такую худосочную грудь может поместиться столько воздуха. Вот как я действую на людей!
– Я все понимаю, мистер Немо! Больше ничего не говорите. Вернее, скажите одно: что постараетесь.
Он молча кивнул.
– Может, еще виски? – предложила я, берясь за бутылку.
Такого великодушия мой пациент не ожидал. Вскочив с протяжным стоном, он скрылся в доме.
Пришлось мне выпить еще рюмочку в одиночестве. Согласитесь, я заслужила награду: сеанс внушения прошел лучше, чем можно было предположить. Размышляя о судьбе молодого человека, я упустила из виду повадки крупных преступников: они завлекают в свои подлые сети богатых и бедняков, грешников и праведников. Неискушенный Немо совершил, как видно, какой-то вполне невинный проступок и стал жертвой шантажа ГП (не твердить же все время «Гений Преступлений», тем более что я не слишком верю в его гениальность!). Теперь цель бедолаги Немо – вырваться из капкана и вернуться в порядочное общество.
Увлекшись этими приятными размышлениями, я не заметила, как короткие сумерки сменила лунная ночь. Из хижины, где обитали наши работники, доносился смех. Я вспомнила, что меня ждут дела. Что ни говори, а мечтать о спасении заблудших куда интереснее, чем хлопотать по хозяйству...
Комнату попросторнее я превратила в гостиную и одновременно в кабинет. Поставила в ней раскладные кресла, печурку, пол застелила разноцветными восточными ковриками. Оставалась сущая мелочь: распаковать полдюжины ящиков. Начать следовало со своей аптечки, так как уже на заре к нашим дверям потянутся страждущие. В этом краю, вдалеке от больших городов, с докторами знакомы смутно, а о больницах вообще не слыхивали, поэтому в деревне любого европейца принимают за врача. Этой деревне повезло: сюда нагрянула я.
Вскоре с прогулки вернулись Эмерсон с Рамсесом и стали наперебой рассказывать об участке. Я быстро прервала их словоизвержение, не найдя в нем никакого смысла, и отправила Рамсеса спать. Бастет засыпать не собиралась, но не стала возражать, когда Рамсес снял ее с ящика, который она обнюхивала, и унес к себе.
– Опять виски, Пибоди? – свирепо вопросил Эмерсон. На дне бутылки действительно еще осталось примерно на полрюмки. – Сколько ни пугай тебя вредом спиртного, все как об стену горох!
– На сей раз не стану винить тебя за попреки. Ты ведь не знаешь, что я проводила эксперимент. Между прочим, результаты самые утешительные! Наш Немо – разжалованный офицер. Раньше он состоял на службе Ее Величества, но потом...
– Сделай милость, Пибоди, уймись! Ты что, напоила бедолагу и вытянула признание?
Я объяснила, что к чему. У Эмерсона было хорошее настроение, и он, вопреки привычке, выслушал меня, ни разу не перебив. Затем насмешливо спросил:
– Значит, реакции на один-единственный банальный тост тебе достаточно, чтобы сочинить целый послужной список?
– Нет, это стало последней каплей. По всему видно, что он офицер: осанка, манеры, речь.
– А что, вполне возможно... У меня самого брезжили такие подозрения.
– Кто бы сомневался!
– Знаю, знаю, я всегда предвосхищаю твои догадки, – сказал Эмерсон добродушно. – Но ты, Пибоди, отвечаешь мне тем же, признайся! На этот раз я не стал тебе мешать, но вывод напрашивался с самого начала. К сожалению, так случается сплошь и рядом, и что тут удивляться. Забрось неопытного юнца в чужие края, полные экзотических соблазнов, внуши ему, что он – высшее существо, повелитель аборигенов, что все женщины будут принадлежать ему, – а потом пусть задыхается среди мужчин своей расы, да еще затянутых в форму...
Эмерсона хватило надолго. Он постоянно размышляет на эту тему и слишком часто донимает меня своими умозаключениями. На сей раз я позволила ему выговориться, поскольку, промучавшись часок, могла рассчитывать потом на долгий перерыв. Хотя тема занимала Эмерсона всерьез: он даже отказался отдать Рамсеса в школу. Тут я с ним согласна, мне тоже не нравится образовательная система, основанная на разделении полов и недооценке умственных способностей женщины.
Наконец оратор утер пот со лба:
– Я рад, Пибоди, что ты избавилась от своих дурацких страхов и больше не считаешь Немо пособником Гения... словом, преступником.
Я усмехнулась про себя, но ничего не ответила. Эмерсон обожает скандалить, и я, признаться, тоже. У меня даже есть на этот счет свежая метафора: споры – это перец в пресном супе супружества. По-моему, в самую точку.
Но хорошенького понемножку. После такого беспокойного вечера необходим полноценный отдых. Оказывается, эта же мысль пришла в голову и моему ненаглядному.
– Пибоди, – он понизил голос, – тут по соседству, в скале, есть симпатичное углубление. Если натянуть над ним брезент и немного прибраться – вы, женщины, без этого все равно не можете, – то лучшего места для... гм... сна нельзя представить.
– И кто же там будет спать?
Стоя к нему спиной, я услышала скрип кресла, потом слоновий топот: это Эмерсон решил подкрасться ко мне на цыпочках.
– А ты как думаешь? – прошипел он мне в ухо, обнимая за талию.
Он поцеловал меня в шею, потом чуть ниже, потом...
Как ни интересно было проследить, куда же приведет эта траектория, я сделала над собой усилие и сурово сказала:
– Всему свое время. У меня еще два нераспакованных ящика.
– Ящики подождут до утра.
– Вдруг в них как раз то, что нам понадобится утром? Чайник куда-то запропастился... Прекрати, Эмерсон! Ты меня отвлекаешь!..
Засим последовало длительное молчание. Потом моего слуха достиг какой-то звук: то ли скрип, то ли шорох. Эмерсон тоже встрепенулся и проворно отпустил меня. Я кое-как привела в порядок платье и оглянулась. В дверях никого не было, но это ничего не значило: Рамсес наверняка за нами подглядывал. Хорошо, что он всюду таскает с собой кошку. Бастет не очень разбирается, когда можно урчать, когда нет, поэтому выдала его с головой в самый ответственный момент и заставила улизнуть.
Ловить Рамсеса было бессмысленно, как и продолжать прерванное занятие, поэтому я молча вернулась к делам. Эмерсон, верный своей привычке, выместил раздражение не на истинном виновнике, а на первом, кто подвернулся под руку. Чаще всего мужу подворачивается под руку жена – не в этом ли суть супружества?
– Надо же столько возиться, Амелия!
– Если бы ты помог, дело пошло бы быстрее.
– Могла и попросить. Женщины всегда так: воображают, что у мужчины нет других забот, кроме как угадывать их глупые мысли.
– Не требуется большого ума, чтобы понять...
– А потом еще скулят и жалуются...
– Когда это ты слышал, чтобы я скулила?
– А потом устраивают крик...
– Крик?! Как ты смеешь, Эмерсон?!
– Нет, как ТЫ смеешь, Амелия?!
Выдохлись мы разом и замолчали, чтобы отдышаться.