ЭЛИНОР. Меня не интересует география твоего бытия.
ГЕНРИ. Разве мы пишем друг другу? Или ты получаешь от меня какие-нибудь весточки? А вверх по Темзе плывут ли лодки с подарками для тебя? Кто о тебе помнит?
ЭЛИНОР. Ты.
ГЕНРИ. Да ты не имеешь ко мне никакого отношения. Мы нигде и никак не соприкасаемся. Так как же ты можешь потерять меня?
ЭЛИНОР. Неужели ты не чувствуешь наших уз?
ГЕНРИ. Ты достаточно хорошо знаешь, что меня нельзя остановить.
ЭЛИНОР. А мне и не надо тебя останавливать. Мне надо задержать тебя. У каждого из твоих врагов есть друзья в Риме. Мы будем долго мешать тебе.
ГЕНРИ. Ну и что? Я еще не заплесневел. Из меня ничего не сыплется. Я еще проживу много лет.
ЭЛИНОР. А сколько? Допустим, я задержу тебя на год. Я могу: это возможно. Допустим, твой первый сын умрет. Наш же умер — значит, такое может быть. Допустим, потом пойдут девочки, — так ведь было, значит, тоже возможно. Сколько лет будет нашему папуле? Что за жизнь у него будет, у этого хилого, подслеповатого, полоумного, высохшего и хромого калеки с ватными руками?
ГЕНРИ. Как приятно, что это тебя заботит.
ЭЛИНОР. А когда ты умрешь, что, конечно, печально, но неизбежно, что станет с Элис и ее чахоточным принцем? Ты же понимаешь, Ричард не даст этому чаду вырасти.
ГЕНРИ. Но ты не позволишь ему совершить такое преступление?
ЭЛИНОР. Не позволю? Да я сама втолкну его в детскую.
ГЕНРИ. Ты не можешь быть так жестока.
ЭЛИНОР. Не сокрушайся. Не переживай. Мы это сделаем после твоей смерти.
ГЕНРИ. Элинор, что ты хочешь?
ЭЛИНОР. То же, что и ты, чтобы мой сын был королем. Ты еще можешь их наделать. Я не могу. Или полагаешь, что я хочу исчезнуть? У меня ничего нет, кроме сына, которого ты можешь уничтожить, и ты же называешь меня жестокой. Все эти десять лет ты наслаждаешься в жизни тем, чего я была лишена, и ты любил другую женщину все это время. А я, видишь ли, жестокая. Да я могла бы с тебя живого содрать кожу, и сам бог сказал бы, что это справедливо. Что бы я ни сделала тебе, все по заслугам. Нет ничего, что было бы чрезмерным для тебя.
ГЕНРИ. Я скоро умру. Настанет день, когда я не успею увернуться, и в Вестминстере запоют «Виват Рекс» кому-то другому. Умоляю тебя, пусть это будет мой сын.
ЭЛИНОР. Никак не могу расплакаться.
ГЕНРИ. У меня нет сыновей,
ЭЛИНОР. У тебя слишком много сыновей. Больше тебе не надо.
ГЕНРИ. Ну, пожелай мне удачи. Я уезжаю. (Идет к выходу.)
ЭЛИНОР. В Рим?
ГЕНРИ. Там держат Папу.
ЭЛИНОР. Ты не осмелишься уехать.
ГЕНРИ. Скажи эти слова в полдень, и они попадут прямо в зад моему коню. К пасхе я отделаюсь от тебя, моя овечка. Тебе остались считанные дни быть королевой. (Снова хочет уйти).
ЭЛИНОР. Уедешь в Рим, и мы поднимемся против тебя.
ГЕНРИ. Кто это мы?
ЭЛИНОР. Ричард, Джеффри, Джон и Элинор Аквитанская.
ГЕНРИ. В тот день, когда эти отважные сердца объединятся, мы увидим в воздухе летающих свиней.
ЭЛИНОР. Ты можешь уже сейчас увидеть бедных хрюшек, сидящих на верхушках деревьев — посмотри же! Неужели ты не понимаешь, что дал мальчикам повод для единения — новые сыновья. Как только выедешь из страны, считай, что ты ее потерял.
ГЕНРИ. Все объединились и сразу.
ЭЛИНОР. И Филипп тоже. Он будет с нами.
ГЕНРИ. Да, да, он может.
ЭЛИНОР. Ну так как же с твоей поездкой в Рим?
ГЕНРИ. И ты действительно готова сделать все это?
ЭЛИНОР. О, ты у меня в руках. Я держу, все еще держу тебя.
ГЕНРИ. Следует ли мне взять тысячу рыцарей в Рим, или это будеи слишком помпезно?
ЭЛИНОР. Но блефуй, Генри, хотя я и люблю это.
ГЕНРИ. Бедняжка. Ну, как мне сказать тебе? Ты просто ошиблась в расчетах.
ЭЛИНОР. Да что ты? В чем же именно?
ГЕНРИ. Ты должна была лгать мне. Ты должна была обещать мне быть хорошей женой, пока я не вернусь. Я бы отпустил их всех троих. Вот тогда они могли бы драться со мной.
ЭЛИНОР. Но ты не можешь держать своих сыновей здесь под ключом?
ГЕНРИ. Почему же это я не могу, черт побери!
ЭЛИНОР. Ты не осмелишься.
ГЕНРИ. Почему? Что меня остановит? Пусть немного посидят здесь, в Шиноне.