— Левантевски! А ну-ка ответь мне на один простой вопрос, — вкрадчиво начал Раенгорд, — ты ел когда-нибудь снусарики?
Фельдшер что-то бессмысленно промычал и опустил взгляд.
— А ты хоть знаешь из чего их готовят? — В голосе главного врача начал прорезаться и нарастать свирепый напор. — Из засушенный снусов. А это, Левантевски, такие пустынные насекомыши. Они там живут, да. Среди раскаленных песков.
Остальные напряженно замерли, не дыша и даже не моргая.
— Так вот, Левантевски, — продолжал начальник, а глаза его все больше наливались кровью, — поскольку эти твари при жизни обитают в пустыне, они приспособлены впитывать в себя каждую каплю. Каждую, Левантевски!
Тот что-то жалко пискнул и странным образом раскосил глаза в стороны, чтобы не глядеть на страшное лицо шефа.
— Так вот! — Рыкнул тот. — Один снус способен впитать в себя до двадцати литров воды!
В кабинете вдруг пошло неуловимое движение, кто-то шмыгнул и закашлялся, пытаясь скрыть смешок.
— Ваш пациент обожрался снусариков до упора, а вы ему клизму вкатили! — Буквально проревел Раенгорд. — Да вы хоть представляете во что он превратился? Вызванная после вас бригада даже в комнату войти не смогла! Пришлось лечить его через окно!
Зашелестели смешки, но старший знахарь вскинул голову и звук тут же оборвался.
— Не надо его ругать! — Громко и раздельно сказала вдруг Лиза. Не глядя она нащупала спину своего фельдшера, опустившего голову так, что она оказалась уже почти под столом, и ободряюще похлопала его. — Это я велела ему. Я сказала сделать клизму. Кстати, и сделала ее тоже я. Наказывайте меня. И выговор тоже делайте мне. Левантевски всего лишь выполнял приказ своего доктора, вот с доктора и весь спрос.
Раенгорд с подозрением поглядел на Лизу, удивляясь ее внезапно активной позиции. До сих пор эту знахарицу ни в малейшей мере не беспокоили ни штрафы, ни выговоры, ни уж — тем более! — чего там творят с ее фельдшером. Шеф медленно перевел взгляд на испуганного Левантевски. Затем снова на знахарицу. Девчонку он трогать не может — ее отец тут всех на лечебные порошки пустит, если она пожалуется. Но она вдруг отчего-то взялась прикрывать своего фельдшера! И это странно до непостижимости. Почему? Раенгорд набычился, нахмурил свои выдающиеся брови, затем одним коротким «свободны!» отпустил всех остальных. Левантевски не знал куда спрятать глаза, зато Лиза смотрела на шефа спокойно и даже с вызовом.
— А ну-ка погоди, Альзиенна, — устало попросил он и потер лоб огромной ладонью, — так, что происходит?
Врач и фельдшер переглянулись. Им до сих пор в голову не приходило, что о случившемся с Альзиенной нужно будет как-то рассказать начальнику. Или не рассказать. Словом, они совершенно забыли о его существовании, а потому не придумали никакой удобоваримой легенды. Левантевски уцепился кончиками пальцев за край стола, в отчаянии размышляя — а не пора бы ему уже сменить род деятельности? И вообще — может быть стоит уволиться прямо сейчас?
Лиза сидела с идеально прямой спиной и спокойно глядела на начальника, стараясь чтобы ее лицо оставалось бесстрастным.
— А почему что-то должно происходить? — Спросила она. — Я врач, я принимаю решения. А фельдшер, — она мотнула головой в сторону бледно-зеленого фельдшера, — вынужден их выполнять. Что поделать, такой вот я врач.
— Врач? — Осторожно переспросил Раенгорд, как будто пробуя это слово на вкус и Лиза прикусила язык. — И что это значит? Насколько я знаю — ты была принята на должность знахарицы. Врачи были в древности, когда еще не было известно искусство магического целительства.
— О да, конечно, — кивнула Лиза, нисколько не смущаясь, — я тут увлеклась историей. Скучно дома, сами понимаете.
— Еще бы, мужа-то выгнала, — едко заметил Раенгорд и ухмыльнулся уголком рта, Лиза кивнула еще раз — терпеливо и с достоинством.
— Да, выгнала. Заслужил. Теперь вот хочу несколько повысить уровень своего интеллекта. А то все меня считают дурочкой — сладкой булочкой. Так не годится. Вот. И вчера я долго читала одну интересную книгу. Не выспалась, разумеется. Поэтому … ну вот так получилось. Оговорочка по книге.
— А клизму ты тоже по книге делала? — Раенгорд навалился на стол, будто хищник на жертву. Лиза притворно вздохнула, изображая горесть и раскаяние.