Левые отличаются и от коллег по российскому молодёжному движению. Здесь всегда был высок уровень автономности от «взрослых» организаций. Прежде всего, это выражалось в значительном количестве независимых молодёжных организаций, не связанных с конкретными партиями. Среди заметных движений таковые даже преобладают — это РКСМ, доминировавший на левом молодёжном поле в 1993–1999 годах, это Авангард красной молодёжи (АКМ) Сергея Удальцова, находящийся, по сути, в «свободном плавании», это, наконец, группы революционных социалистов. В либеральном секторе уровень автономности был гораздо ниже: более или менее независимые организации стали здесь появляться только с 2005 года («Пора», «Мы», в какой-то мере коалиция «Оборона»). В прокремлёвском секторе независимые от партий молодёжные организации действовали и ранее, но только к 2005 году появляется плеяда действительно успешных структур такого типа («Наши», «Россия молодая», позже «Местные»).
Такой высокий уровень автономности левых молодёжных организаций имел и другое последствие: высокий уровень различных коалиций и внепартийных совещательных структур. Эти коалиции также стояли «над партиями», то есть в какой-то мере ослабляли для организаций-участников контроль «взрослых» движений, на которые те ориентировались. Самым заметным из таких проектов стал особенно активно действовавший в 2004–2005 годах Оргкомитет «Молодёжного левого фронта». В прокремлёвских структурах такие объединения не прижились до сих пор: там больше распространены двусторонние соглашения о сотрудничестве между организациями, причём чаще всего в тех случаях, когда одна сторон значительно сильнее другой.
Таким образом, мы видим, что левое молодёжное движение отличается от левых «взрослых» большим представительством радикальных организаций и низшим — левоцентристских, более слабым влиянием национал-патриотических структур и взглядов. При этом в отличие от коллег по отечественному молодёжному движению левые достигли большего уровня автономности партийных структур. Являются ли эти отличия преимуществом и куда они ведут — к переходу российских левых на новый уровень или к тупику?
На какой стадии сейчас находится молодёжное левое движение, подъёма или кризиса? Чтобы попытаться это понять, рассмотрим ситуацию в исторической ретроспективе.
Историю молодёжных движений в постсоветской России можно разделить на три этапа.
На первом с 1991 по 1996 год, партийная система была ещё незрелой, так что возникали в стране в основном не околопартийные, а независимые молодёжные организации.
На втором этапе, который начался в 1996 году, созданием собственных молодёжных структур озаботились уже и партии. Собственная «молодежка» была для них скорее знаком престижа, копированием примера коллег из развитых зарубежных стран, у которых молодёжные организации обязательно имелись. Кроме того, у каждой партии, выставившей собственного кандидата на выборах, появились штабы по работе с молодым избирателем со специфическими предвыборными стратегиями — «Молодёжь за Явлинского» или «Молодёжь за Зюганова» и т. д.
На этом этапе собственными молодёжными структурами в том или ином виде обзавелись практически все партии. Тогдашнее положение молодёжных отделений партий можно сравнить с галстуком. Для школьника галстук — символ взрослой жизни. Правда, сам он его повязывать не умеет, это делает кто-то другой. Для человека постарше — символ рутины, его следует надевать на все официальные мероприятия — но какое удовольствие, придя домой, снять и закинуть эту верёвку подальше, в знак пусть и временного, но освобождения! Кстати, практическую ценность галстука вряд ли можно объяснить. Так же и с молодёжными отделениями. Покрасоваться с ними на выборах и забыть, как только выборы прошли, а главное — пусть они как-нибудь сами организуются, без усилий «старших» — вот типичная политика «взрослых» деятелей тех лет.