Провал советского «эксперимента» был воспринят как крах социализма не только буржуазными идеологами и множеством левых интеллектуалов, но и массовым сознанием. Хотя именно в 90-е неолиберальный капитализм выступил в невероятно отталкивающем обличье своей «второй молодости», господствующее разочарование в любых попытках рационального переустройства общества вывело на политическую сцену такие, ранее абсолютно маргинальные, силы, как религиозный фундаментализм и неофашизм. Реформистские рабочие партии и профсоюзы пустились в паническое бегство, отбрасывая как ненужный хлам свои прежние идеалы и принципы. Уделом радикальных левых стали сектантство и пессимизм, выразившийся в измышлении «новых политических субъектов» в лице разнообразных меньшинств и «идентичностей».
Однако не прошло и десятка лет после катастрофы, как новые массовые антикапиталистические движения нарушили буржуазную идиллию. По всему миру, от Греции до Аргентины, от Франции до Киргизии, рабочий класс всё более мощно заявляет о себе стачками и протестами, стихийными бунтами и сознательной самоорганизацией, созданием новых, боевых, профсоюзов и левых политических партий.
Рабочие не являются перманентно революционной силой. Показателем их революционности является степень их классового сплочения. Как крупные поражения, так и временные частичные победы пролетарского движения могут усилить консервативные и даже прямо реакционные тенденции в среде трудящихся (то, что троцкисты именуют «кризисом руководства», является лишь одним из симптомов кризиса классового сознания, но таким симптомом, который при известных обстоятельствах может иметь решающее влияние на исход «болезни»). Спад классовой борьбы влечёт за собой упадок самого рабочего класса, который может выражаться как в люмпенизации, так и в «омещанивании». Но поскольку слабость пролетариата неизбежно усиливает позиции буржуазии, провоцируя всё более наглое наступление на права трудящихся, самоорганизация и радикализация масс вновь ставятся на повестку дня. Очередная «смерть марксизма» сменяется очередным «воскресением», повторяя цикл регресса и возрождения пролетариата.
Травма, связанная с распадов Союза и реставрацией капитализма, не могла не наложить глубокий отпечаток на облик постсоветского левого движения. Более того, само возникновение этого движения было глубоко противоречивой реакцией на драматические события 80-90-х гг., болезненной рефлексией поражения мировой революции XX века. Полемика о «классовой природе СССР», в большинстве случаев сводящаяся к спору о том, в какой момент и почему русская революция сошла с «единственно правильного» пути, стала исходной точкой самоопределения различных левых течений. Многочисленные размежевания в левом лагере происходили не столько по линии реальных политических разногласий (поскольку с реальной политикой или социальной борьбой практика этих групп почти не соприкасалась), сколько по вопросам сугубо идеологического свойства: связано ли перерождение советского государства со «сталинским термидором» или «хрущёвским ревизионизмом»; было ли подавление махновщины и кронштадтского мятежа революционной необходимостью или проявлением большевистского «комиссародержавия»; можно ли назвать советский строй социалистическим, государственно-капиталистическим, или «бюрократически деформированным»… Вопреки комическому впечатлению, которое нередко производят подобные дебаты сегодня, они имели основополагающее значение для формирующегося радикальнолевого дискурса. Даже для современных буржуазных идеологов такие сюжеты как Октябрь 1917-го, Гражданская война и сталинизм всё ещё являются основными мотивами мифотворчества. Баталии либералов и «державников», одинаково враждебных коммунизму и рабочему классу облекаются в мистифицированную форму борьбы «сталинизма» (воспринимаемого в качестве прообраза путинского режима) и «антисталинизма», отождествляемого с буржуазной демократией. Если уж современные капиталисты вынуждены рядиться в антикварные одеяния, то это тем более закономерно для левых, рассматривающих себя в качестве прямых наследников революционной традиции. Не определившись по отношению к величайшей в истории попытке самоосвобождения рабочего класса, социалистическое движение в России (да и где бы то ни было) просто не могло бы существовать.