Во-вторых, сила или слабость левого движения зависит не только от нас самих, но и от ситуации в стране. Мы должны понять, как в действительности устроена социально-политическая машина — не с точки зрения её обличения (в чём мы преуспели), а с точки зрения её использования для её качественного преобразования и для выращивания социалистического сектора.
В-третьих, по-новому встаёт вопрос о социальной базе перемен. Я вообще довольно равнодушно отношусь к рабочему движению, хотя и очень много занимался им во время «перестройки». Не стоит ставить рабочих выше или ниже остальных социальных групп. Для принципиально нового общества нужен принципиально новый социальный субъект. Социализм не мог произрасти из пролетариата, который является плоть от плоти капиталистических и индустриальных отношений. Новый слой формируется из разных страт, нужно искать, изучать этот процесс. Помогать его самосознанию. Мы в «Информационале» связываем это явление с понятием «информалиата», но во всяком случае речь идёт не о пролетариате как главном субъекте. Его предел мечтаний — социальное государство, и уже при переходе к самоуправлению возникают трудности качественного преобразования пролетарской психологии, которые должны быть осознаны, как и трудности, связанные с психологией интеллигенции и других индустриальных слоёв, которым предстоит качественно преобразиться (по сути исчезнуть) при переходе к социализму.
Рабочий, для того чтобы захотеть большего, чем отношения, в которых он существует, должен сначала уйти с фабрики, или фабрика должна качественно измениться, уйти от жёсткой специализации. Люди, которых я видел в «перестройку» и которые хотели большего, они таки как раз с фабрик ушли. Тред-юнионистские задачи, которыми сейчас увлечены многие «левые», — это, мягко говоря, растрата сил на тренировку. Можно и нужно помогать людям, столкнувшимся с бедой. И я это поддерживаю — так же, как жилищные движения, которыми я занимаюсь. Но каждая жилищная инициатива, одержав победу, тут же распадается. Потому что люди все разные: от них отстали власти со своим наездом, феодалов удалось отбить (что редко получается, и поэтому это движение на самом деле бессмертно), но если получается, то люди быстро успокаиваются и расходятся. С пролетариатом я также наблюдал подобный эффект. Конечно, работники остаются на фабриках, но в случае успеха они не спрашивают «А что дальше?» и «Как мы пойдём к социализму?». Они говорят «Спасибо, ребята!».
Нужно искать информалов везде: в рабочей среде и не только.
Тогда возникает вопрос: если социализм — это определённый сформулированный проект, то каким образом он может быть востребован в качестве действенной, активной идеи? Кем востребован, по каким причинам? Скажем, я категорически не согласен с вашим мнением по поводу рабочих. И не потому, что я тред-юнионист и идеализирую профсоюзы, но просто потому, что вижу, как в развивающемся профсоюзном движении постепенно рождаются новые, долговременные и сложные задачи. Важный шаг, по моему мнению, заключается в том, что в предшествующий период любые рабочие инициативы заканчивались там, где решалась та конкретная проблема, ради которой эти инициативы появлялись. Например, выбить задолженность по зарплате за несколько месяцев. Сегодня рабочее движение приходит к созданию организаций, которые не распадаются после решения конкретной задачи, а, наоборот, переходят к решению задач, которые следуют за первоначальной задачей.
Не вижу, чем это противоречит сказанному мной. Создаются рабочие организации — ну и что тут социалистического? Если бы они брали в свои руки управление и организовывали его на новых началах сетевого самоуправления — тогда да. Но встали бы вопросы: а остались ли участники движения рабочими, и почему часть работников покинула предприятие. Потому что они хотят остаться рабочими, а не «грузиться» сложными проблемами управления предприятием.
У меня по этому поводу возникает такая аналогия: соотношения задач информалиата и пролетариата такое же, как в марксистско-ленинской традиции — соотношение задач пролетариата и крестьянства. То есть крестьянские революционеры в этой концепции могли с трудом дотащить крестьян до решения задач социализма. Это считалось очень трудным, проще было работать с пролетариатом, который был более адекватен марксистским задачам. На самом деле, на тот момент это были задачи модернизации. Так что здесь была определённая адекватность эпохе. В принципе, можно тащить рабочих в направлении социализма, но дотащить можно очень небольшую часть, и те, кто в конце концов начинает заниматься самоуправлением на производстве, становятся информалами. Возникают элементы производственного самоуправления, но в индустриальной системе это сталкивается с огромными трудностями. В конечном итоге, если социалистический сектор победит, индустриальный сектор всё же сохранится, и там организация рабочего класса будет близка к тому, что сейчас является идеалом рабочего движения — самоуправляющиеся коллективы работников, которые в силу автоматизации всё больше будут превращаться в техническую интеллигенцию. То есть, собственно, выходить за рамки своего класса. Мне приходилось наблюдать, как рабочие приближаются к этой планке и после этого начинают редеть их ряды. Но я с уважением отношусь к работе в среде пролетариата, потому что она позволяет выделять кадры потенциальных информалов. То есть те немногие, кто эту планку переходит, — это единичные предприятия или, по большей части, отдельные люди, которые от имени коллектива реализуют его потенциал. Это всё полезно, но закрепить успехи можно, только переводя эту проблематику на постиндустриальные рельсы. Если предприятие стало самоуправляться, нужно скорейшим образом внедрять там информационные технологии, автоматизацию, чтобы люди не успели разочароваться, — потому что разочаруются они уже через год. Это возможно, если участники проекта сознательно стремятся к социализму.
В вопросе о том, каким образом социализм может быть востребован в качестве действенной идеи и кем, я скорее ближе к Михайловскому, чем к Марксу: востребован не классом пролетариата, а человеком и для человека. Независимо от наших социальных функций, в каждом из нас живёт человек, которого мучает Система. Кто-то работает в офисе или на конвейере, он инструмент — но в нём живёт человек. Он робот, в котором живёт человек, — и это сводит его с ума. Только для человека нужен социализм, а для всего остального есть просто разные социальные ниши. Так, феодальные ниши нужны для животного внутри нас. Это тоже тяжёлая проблема для социализма, потому что животное начало в нас тоже не умрёт, оно будет бунтовать, будет говорить о том, что «все эти ваши интеллектуальные штуки скучны, а я хочу поесть хорошо, пожить красиво».
Из разных социальных ниш существуют различные пути в информалиат, но также различными были пути в пролетариат. Напомню, что пролетарии первой половины XX века — это вчерашние крестьяне, а иногда даже дворяне или разорившиеся буржуа. Так же будет и с информалиатом.