Выбрать главу

Возьмём в качестве примера то же Пикалёво. Какие у жителей моногорода были варианты действий кроме обращения к власти, которая, если верить конституции РФ, исключительно по воле избравшего её народа обладает монополией на легитимное применение насилия, на принуждение? Апелляция к правительству в подобных случаях абсолютно нормальна, тем более что жители города прошли все уровни: требования предъявлялись сначала и на заводе, и городской администрации, митинг проводился в областном центре. Но федеральная власть отреагировала, только когда в городе началось именно восстание — была захвачена мэрия, перекрыто движение по федеральной трассе. Таким образом, фактически пикалёвцы делигитимировали местную власть перед лицом верховной и тем самым добились локального успеха: задолженности по зарплате были выплачены, предприятия возобновили работу.

Поведение участников акций протеста в Пикалёво никак нельзя назвать инфантильным, напротив, эта история, прогремевшая на всю страну, — одно из свидетельств взросления российского общества, постепенного, но объективно неизбежного выхода его из пещеры анахроничных представлений о власти. И число подобных примеров кооперации на низовом уровне, совместного действия граждан в отстаивании интересов перед лицом власти с каждым годом растёт. Если ещё 5–7 лет назад инициативная группа противников точечной застройки неделями бы уговаривала жителей собственного дома поставить подпись (а перед этим впустить их в подъезд или квартиру), теперь тысячи подписей собираются за несколько часов. Во многих городах именно «снизу» появляются различные виды социальных организаций, основная цель которых, в сущности, одна — борьба с вредоносными, попирающими права общества инициативами властей, будь то закрытие «малокомплектных» школ, снос памятников архитектуры или ликвидация гаражей. Особенно хорошо слышен был голос Петербурга, и неожиданное перемещение в столицу ненавистной социально активным питерцам В.И. Матвиенко, несомненно, прибавит этим организациям уверенности в себе — ведь её отставку почти официально связывают с низким рейтингом и протестной деятельностью местной оппозиции.

Именно события в Петербурге ярко демонстрируют проблемы левого движения, главная из которых — вовсе не наивные ожидания манны небесной от государства. Среди разрозненных пузырьковых объединений самыми заметными стали либералы. И дело не только в том, что либерализм популярен в среде петербургской академической интеллигенции. Если разобраться в мировоззрении большинства этих «либералов», довольно быстро выясняется, что на поверку — это коктейль из застарелого антисоветизма и либертарианства, преимущественно левого. Правда, сами носители этих идеалов будут долго спорить с таким определением — у них идиосинкразия на слово «социализм»… И дело не только в относительной сплочённости позднесоветских «либералов», оставшейся со времён торжественного поднятия над Смольным триколора. «Либералы» никогда не забывают упомянуть о своей политической ориентации, они гордятся ею, своей идентификацией, воспоминаниями, рефлексируют свою борьбу в соответствующей лексике. Внесистемные левые активисты этого почему-то не делают. Напротив, они стараются не навязывать свои идеи соратникам по защите школ, гаражей и старинных зданий. Чувствуется какая-то удивительная робость, боязнь заявить внешнему миру о себе как носителе определённой идеологии, а значит, и обязательств перед обществом.

Эти чувства, видимо, являются фундаментом и таких новаторских идей, как «демобилизация» активизма до уровня одновременного выхода клерков одного офиса в туалет. Авторам таких предложений, видимо, в силу их творческоинтеллигентского бытия неведомо, что подобные протесты имеют место нередко, равно как и резиновые забастовки, и более жёсткие формы саботажа, и ультиматумы руководству с угрозой коллективного увольнения, и исполнение данных угроз. Это естественные формы стихийного протеста. Задача левого интеллектуала состоит не в том, чтобы предлагать давно известные способы общения с работодателем, а в формировании социалистического сознания в протестной среде. Нужно понимать, что просто так, от грязи и сырости, оно не зародится. Большинство людей, потенциально готовых к социальной борьбе, живут в глубоком убеждении, что цель левых — «отнять и поделить», отобрать у гражданина квартиру и машину (ибо так понимают люди словосочетание «частная собственность») и запретить выезд в Анталью.

Любая теория формируется интеллигенцией, а потом «спускается вниз». В последние пару десятилетий мы можем наблюдать, даже пошагово проследить, успешное распространение «сверху вниз», от интеллигенции в городские низы, шовинистических и ксенофобских идей. Механизмы их распространения — отдельная проблема, здесь достаточно сказать, что в настоящий момент они имеют явный гандикап в силу, во-первых, последовательной, в течение многих лет, канализации протестных настроений экономически неблагополучной молодёжи именно в это русло; во-вторых, в связи с тем, что никто не предлагает внятных альтернатив.

Очевидно, что нужна целостная, продуманная программа борьбы, созданная непосредственно для современной России с учётом тех изменений в структуре общества и политической системе, которые произошли за последние 20 лет.

Но для этого надо работать и верить в истинность своих убеждений. Нельзя утром на работе заниматься идеологическим оправданием демонтажа уникальной системы массового качественного образования1, а вечером в уютном блоге позиционировать себя как левого философа и пытаться совместить эти взаимоисключающие параграфы.

У многих есть хобби, банальное или оригинальное — уже не суть. Один собирает марки, другой на мечах бьётся, собственноручно выкованных, третий играет в «левое движение» в офисных курилках и социальных сетях. Польза для государства (как частной собственности бюрократии) очевидна: люди не пьют запойно, старушек не грабят, в общем, ведут социально-здоровый образ жизни, не противоречащий конституционному строю. Может, так и надо?

Обсуждая социально-политическую активность, для начала желательно определить, в чём цель предлагаемого активизма? Гуманистично сделать людей лучше и добрее? Научить народные массы (офисный планктон) бороться за свои права? Или примирить их с действительностью, виртуозно жонглируя терминами в доказательстве неизбежности 60-часовой рабочей недели и необходимости платного образования для модернизации страны?

Свобода как беспечность, бонвианство как мечта — таков план бегства из зинданов отчуждения личности, предлагаемый западной масс-культурой. В рамках этой парадигмы мыслят и те, кто предлагает формулу «активизм как демобилизация».

Что это за левые, которые стесняются говорить о необходимости национализации крупной промышленности в России, боятся произнести слово «революция»? И это в то время, когда в обществе практически не осталось иллюзий в отношении правящей верхушки, и люди готовы поддержать любую заявку на протест и борьбу, но не манную кашу митингов по частным вопросам, а борьбу радикальную, за смену системы в целом. Потому что люди, глаза которых не застланы пеленой иллюзорного офисного благополучия от $1500 на члена семьи2, из собственного опыта знают, что о каких-либо уступках обществу российскую власть просить бесполезно.

На данный момент, при беспрецедентных за последние годы латентных протестных настроениях общества, левые проиграли инициативу на всех значимых фронтах политической борьбы интеллектуального класса за социально-активную городскую молодёжь. Победит тот, кто ясно и громко поставит своей целью радикальное изменение социально-политической системы и предъявит конкретную программу того, что собирается делать после того, как нынешняя власть, подточенная кризисом, сменится чем-то новым, далеко не обязательно лучшим.

Перспективы протестов

Андрей Манчук

Вторая половина 2011 года ознаменована видимым спадом революционной эйфории первого полугодия. Стало ясно, что народные выступления в Египте1 и Тунисе2 так и не смогли в корне поколебать политическую систему «ближневосточного капитализма», а лишь добились отстранения её самых одиозных представителей. Протестные кампании в Висконсине и других американских штатах, толчком к которым во многом явилась «Арабская весна», также не смогли помешать решительному наступлению на права профсоюзов. Полиция пресекла акции британских студентов и разгоняет молодёжные митинги на площадях Испании и Франции. А греческий парламент, несмотря на массовые протесты, временами переходящие в настоящие уличные бои,3 уверенно одобрил программу антисоциальных реформ.

вернуться

1

Таковым, в частности, является апология ЕГЭ как системы, благодаря которой элитное высшее образование стало якобы доступно рядовым школьникам из провинциальных городов. Нетрудно догадаться, что доступность рядовых столичных вузов и рядовых же факультетов элитных учебных заведений повысилась в связи с глубочайшей демографической ямой, вызванной падением рождаемости в 1990-е гг. Государство не могло пойти на резкое сокращение мест в вузах, ибо это автоматически влекло за собой одновременное массовое увольнение преподавателей — людей с достаточно высоким статусом и обширными личными связями с социальной верхушкой, что особенно ярко проявляется в регионах. Поэтому сокращение происходит мягко, поэтапно, а рядовые вузы на время действительно стали более доступны. Что касается по-настоящему элитарных учебных заведений и факультетов, а их перечень не изменился с советских времён, то все они успешно отгорожены от напора юного плебса глубоким рвом системы олимпиад и надёжными стенами дополнительного экзамена. Кроме того, гарантирует ли счастливое поступление в московский вуз по результатам ЕГЭ возможность качественного образования для провинциала? Естественно, нет, поскольку государственные стипендии не дают возможности даже физического выживания, и студент, не имеющий связей в Москве, вынужден идти на низкооплачиваемую, тяжёлую и нередко ночную работу. Эту проблему Минобрнауки решать не собирается, а напротив, считает такое положение дел нормальным, ибо в последней редакции проекта закона «Об образовании в РФ» гарантируется стипендия в размере 1/3 минимальной оплаты труда (п.5 ст.36). Саму же идею ЕГЭ нельзя рассматривать в отрыве от содержания данного экзамена, в особенности по гуманитарным предметам. Критика всегда шла именно в отношении содержательной части, проблема которой в том, что её нельзя улучшить — её необходимо менять радикально, заимствуя, к примеру, опыт британского A-level, по формату и содержанию гораздо больше сходного с советскими вступительными экзаменами, чем с примитивным ЕГЭ, формирующим мозаичное сознание.

вернуться

2

Средняя зарплата по Москве на 2011 г.

вернуться

1

Алия Моссалам. Народные комитеты продолжают революцию. Almasryalyoum.com. Перевод интернет-журнала Liva.com.ua

вернуться

2

Анжелик Крисафис. Тунис. Праздновать победу рано. Guardian. Перевод интернет-журнала Liva.com.ua

вернуться

3

Эрик Рибелларси. Посреди урагана. Афины глазами очевидца. Kasamaproject.org. Перевод интернет-журнала Liva.com.ua