Последствия этих реформ уже затронули самые разные слои населения — рабочих, пенсионеров, учащуюся и безработную молодёжь. Первым оглушительным сигналом сопротивления снизу стали события вокруг 122-го закона в начале 2005 года, когда акции протеста прошли в почти 600 городах, фактически в каждом районном центре. Первые выступления, начавшиеся сразу после затянувшихся новогодних праздников, носили преимущественно стихийный характер и были лишь в малой степени отмечены влиянием «официальных» оппозиционных партий, осознавших важность происходящего и попытавшихся поставить движение под контроль, лишь когда на местах уже сложились и стали действовать органы самоорганизации. Хотя движение быстро пошло на спад, оно сыграло огромную роль в изменении массового сознания.
Сформированные на волне «ситцевой революции» координационные советы (КС) привлекли самые различные элементы — от активистов небольших левых групп до людей, впервые проявивших интерес к социальным процессам.
В апреле 2005 года прошёл первый Российский социальный форум, собравший более 1000 участников — в основном представителей региональных КС. Была предпринята попытка начать структурирование движения в национальном масштабе и сделать шаг к его политизации, сформулировав общую программную альтернативу антисоциальной политике Кремля.
Принятие нового Жилищного кодекса и ряда смежных законов дало новый импульс развитию социального протеста. Особенность этой реформы в том, что она непосредственно затронула интересы абсолютно всех граждан России. Вокруг жилищных вопросов возникли тысячи инициатив, в центре внимания которых оказались управление жильём, уплотнительная застройка, проблемы общежитий, состояние жилищного фонда и ЖКХ, рост тарифов и право на жильё, права обманутых соинвесторов строительства. Тем не менее сформулировать единый пакет требований не удалось. Неоднократные попытки объединения этих инициатив столкнулись с их взаимным непониманием.
Противоречия между отдельными социальными группами, входящими в протестное движение, являются серьёзным препятствием на пути его развития. Углубление процессов приватизации образования, науки и культуры вызвало однозначно негативное отношение учащихся и работников этих сфер. Однако формирование консолидированной позиции остаётся под большим вопросом. Студенты недовольны наступлением на бесплатное образование, тогда как значительно число преподавателей надеются, что введение платы за обучение улучшит их материальное положение. В то же время преподаватели вузов выступают против введения единого госэкзамена (ЕГЭ), а родители школьников рассчитывают, что ЕГЭ избавит их от необходимости оплачивать услуги репетиторов. Учёные, занятые фундаментальной наукой, обеспокоены потерей независимости РАН и опасаются закрытия своих институтов; а их коллеги, занятые прикладными исследованиями, предвкушают дополнительное финансирование. А перевод среднего образования на подушевое финансирование фактически ставит всех работников школ в состояние конкуренции друг с другом.
На протяжении всей постсоветской истории новый правящий класс, генетически связанный с государственным аппаратом, был единственным субъектом, создавшим свои политические институты и представления о политическом в обществе. 1990-е — начало 2000-х можно рассматривать как своего рода «одиночество буржуазии», выстраивавшей структуры принятия решений исключительно в соответствии со своими интересами, не предполагавшими общественного участия как такового. Односторонняя война против большинства общества, яркий пример которой дала приватизация 1990-х годов, предполагала создание государственного режима, находящегося в состоянии постоянной готовности к агрессии и всё новым наступлениям на социальную сферу, рабочие места и уровень жизни. Не случайно начало радикальных реформ почти совпадает с реформами политическими, открытыми расстрелом парламента и введением краткосрочного чрезвычайного положения в 1993 году. Такая система в силу самой своей природы не оставляла и не оставляет сегодня места для адекватного выражения сопротивления снизу в его политическом измерении.
Любая попытка представителей рабочих организаций и социальных движений вписаться в такую публичную политику сопряжена с колоссальным коррупционным и манипулятивным давлением существующих институтов. Каждый новый избирательный сезон, порождающий очередной выводок партий-симулянтов, подобно цунами, грозит погрести под собой ростки независимых инициатив. Вопрос в том, как в таких условиях движение может обрести самостоятельные формы за пределами господствующей политической культуры, формулировать чёткие программные альтернативы, выразить позиции трудящихся как самостоятельного политического субъекта.