Между тем левые организации и профсоюзы, которые могли и должны были бы выступить костяком назревающих социальных движений, тоже крайне слабы и недееспособны. Абстрактные дискуссии и сектантская работа на воспроизводство закрытых групп не открывают никакой перспективы. Пока есть время, необходимо приложить усилия, чтобы создать основы для открытых, быстро растущих, демократичных и дееспособных организаций. Как на политическом уровне, так и в сфере профсоюзной борьбы.
Левое движение, профсоюзы и социальные движения получают во второй половине 2000-х определённые шансы на успех. Перед нами — очень большие возможности, которые мы сможем реализовать лишь в том случае, если резко повысим уровень координации действий, уровень организованности и степень консолидации наших сил. Профсоюзы, новое левое движение и социальные движения должны выступать в качестве единого блока, постоянно поддерживая друг друга, выдвигая общие требования и вырабатывая общую программу (своего рода переходную программу, которая позволила бы объединить нас и мобилизовать наших сторонников).
При этом левому активу надо научиться работать с профсоюзами, как наиболее массовой организации трудящихся. Без свободных профсоюзов не только не будет успешного левого движения, но и социальные движения, например, в сфере образования, обречены как минимум на нестабильность. Профсоюзы создают костяк социальной оппозиции, её основу. Нужны постоянные организации, не зависящие от колебания настроений, от взлётов и падения массового протеста.
Но и свободным профсоюзам предстоит измениться. Им надо создать по-настоящему влиятельную общенациональную организацию, обрасти новыми кадрами, научиться заниматься политикой, не давая при этом собой манипулировать, сформировать собственную идеологию — не в смысле сочинения программных документов, но в смысле появления общих идей и принципов, объединяющих лидеров и активистов движения.
Основой для такого профсоюзного объединения может послужить Всероссийская конфедерация труда, крупнейшее на сегодня объединение. Но путь предстоит ещё очень сложный. Нам предстоит очень много сделать, а мы ещё в самом начале пути. Будем надеяться, что ближайшие месяцы покажут нашу способность решительно продвинуться вперёд.
Мерцающая диктатура: диалектика политической системы современной России
Виталий Куренной
Что представляет собой политическая система, сложившаяся в современной России? Какова её структурная политическая сущность?
Первым делом необходимо определиться с выбором языка политической теории, с помощью которого могут быть сформулированы аналитические выводы о сути данного политического момента. Здесь будет использован язык раннего Карла Шмитта. Именно его понятийный аппарат, на наш взгляд, позволяет продуктивно (аналитически, а не идеологически) фиксировать некоторые особенности современной российской политической ситуации. В этом не следует видеть влияние запоздавшей российской моды на Шмитта, хотя она, конечно, сама по себе тоже не случайна. Можно сослаться на Джорджо Агамбена, заметившего, что именно Шмитт верно уловил одну из основных особенностей политической эпохи, наступившей после Первой мировой войны и продолжающейся до настоящего времени[3]. Эта особенность состоит, согласно Агамбену, в нарастающей интенсивности режима «чрезвычайного положения»[4]:
«Парадигма чрезвычайного положения оказывает такое давление, что вся политико-конституционная жизнь западных обществ всё больше начинает принимать новую форму, которая, пожалуй, только в наши дни приобретает свои полные очертания»[5];
«… она (машина чрезвычайного положения. — В.К.) продолжает функционировать почти безостановочно — начиная с первой мировой войны, в эпоху фашизма и национал-социализма и так до настоящего времени. Но только в наши дни чрезвычайное положение получило всемирное распространение. Нормативный аспект права может быть безнаказанно обесценен; наперекор ему может выступить власть правительства, которая за границей игнорирует международное право, во внутренней политике вводит перманентное чрезвычайное положение, а потом делает вид, что всё ещё использует право»[6].
Современный политический процесс в России также находится в русле этой общей тенденции. Для того чтобы проиллюстрировать, насколько российская ситуация не специфична, ещё раз процитируем Агамбена:
3
Речь идёт, точнее говоря, вообще о специфике «общества модерна», возникшего в период Великой французской революции. Но наиболее отчётливо и повсеместно эта специфика начала проявляться, как считает Агамбен, только после Первой мировой войны.
6
Op. cit. S. 26–27. См. также: «Своеобразным индикатором этой динамики баланса отношений властей может служить авторство законодательных инициатив — то есть соотношение законопроектов, внесённых самими парламентариями (индивидуально или коллективно), и законопроектов, представленных на рассмотрение парламента исполнительной властью (правительством). Как показывает опыт США, за последние сто лет пропорция изменилась однозначно в пользу исполнительной власти, взявшей верх над законодательной (примерно 90 % против 10 %). И это несмотря на все вербальные атаки американских консерваторов и неолибералов, направленные против «большого правительства». Естественно, это легко объяснимо так называемым концом политики в традиционном смысле слова — правление сменилось управлением» (Кильдюшов О. Борьба за перераспределение // Политический журнал. 2006. № 116).