Если происходящее вообще можно назвать нормой.
Глава 31. Гимн одиночества
Но главная проблема никуда не делась — он потерял доверие Сандей вместе с нею самой. Сейчас или еще тогда, по своей вине или из-за убедительных культистов — не важно. Факт оставался фактом — он облажался.
С треском провалился, подставив под возможный удар близкого человека. Прошел ли сквозь портал тот Возвышенный? Убил ли Клокрима и заодно всех остальных, связанных с ним? Этого знать не мог, потому как находился сейчас… а, не важно.
Давно так погано не было. С 1404-го, полагал он.
Хотелось продолжать лежать в темноте, пялиться в потолок и ничего не делать. Ведь смысл? Возможность упущена, поезд ушел. Второй такой не будет, даже жди он те самые статистические пятьдесят лет… Но все-таки Освальд заставил подняться потяжелевшее не из-за массы тело. Каждый шаг отдавал неприятным чувством, будто ступаешь на едва сросшуюся конечность.
Душа пострадала, тут и дураку понятно. Но что именно с ней произошло — загадка. Можно только предположить, что Сандей как-то навредила его душе, из-за чего он еще хуже перенес атаку Возвышенного. С этим определенно нужно что-то делать, но… потом.
Доковыляв, Освальд наполнил генератор совсем небольшим количеством эфира — хватит едва ли на пять минут. Больше позволить себе отдать он не мог, потому как состояние было слишком нестабильным.
Лампочки засверкали, телевизор включился, озарив синим приветственным экраном комнату. Где там был пульт? Так давно им не пользовался, что потерял, но в текущем положении лишний раз напрягаться — последнее, чем ему следует заниматься.
Нашелся пульт в ящике тумбочки и сразу же отправился в ближайшую стену. Разрывающая ярость поднималась из груди, хотелось что-то разломать. Понимая, чем это может обернуться, Освальд попытался успокоиться, но безрезультатно — руки уже схватили саму тумбу, не обращая внимание на боль.
— ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! — каждое слово кричалось синхронно с ударами. Ногами, руками — не важно, Освальд просто хотел что-нибудь сломать.
Кулаки разбивались в дым, а деревянная тумба страдала минимально. Но он продолжал бездумно бить чем только мог. Как-то сама собой применилась Плоть, которую он даже не обновил, и в дереве стали появляться трещины и дыры.
— ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ! КАК! ЖЕ! МЕНЯ! ЭТО! ДОСТАЛО!
Освальд переключился на шкаф со всякой раритетной чушью. Сдалась она ему, если жизнь бессмысленна? Зачем он вообще собирал этот хлам?
Мог бы выбросить все это в окно, сделал бы так немедленно. Но вместо этого в стену полетела небольшая вазочка, старый пистолет, какой-то скрученный коврик. Только небольшой кривой осколок металла бережно был кинут на диван. Когда на всех полках стало пусто, Освальд принялся колошматить их самих.
Его взор налился кровью. Хотелось разрушать и убивать, но последние толики самосознания в глубине просили так не делать.
Количество прошедшего за выплескиванием гнева времени не поддавалось отсчету. Когда закончился шкаф, Освальд попросту накинулся на белую стену. Больно было и внешне, и внутренне, словно бил сам себя изнутри. В один момент выключился свет, но его это не останавливало.
Та, другая боль была слишком сильной. Заглушить её не получалось, даже подвергнув собственную сущность разрушению. Во внешней стене эфирного хранилища вновь проявлялись ноющие трещины, но его это не останавливало, а наоборот подстегивало бить сильнее и жестче.
Но постепенно импульс спадал. Ярость заканчивалась, а на её место вставала пустота. Ни гнева, ни печали, ни какой-то извращенной радости — он ничего не чувствовал. И это больше всего тревожило. Неужели он перегорел окончательно? Стал обычным безвольным роботом, что двигался по инерции? Судьба во многом хуже смерти.
Кто виноват в произошедшем? Сандей, как предатель? Наоборот, она никого не предавала, а просто выбрала и придерживалась стороны. Отрицать её хладнокровность и, как ему хотелось считать, каменное сердце, невозможно, но делали ли эти качества виновной? Определенно нет. Клока и кого бы то ни было другого обвинять также бессмысленно по причине непричастности. Оставался только он, что насовершал кучу ошибок и с самого начала поставил себя в проигрышное положение. Не стоило стрелять в того парня, не стоило так агрессивно пробиваться через барьер, не стоило… много всего помимо сегодняшнего.
Закончить ли жизнь? Никаких больше забот, мучений, лишений. Спокойствие…
Негативные мысли мгновенно вытеснили все остальное, едва он выпустил себя из хватки. Одно хорошо — вовремя заметил и загнал самобичевание куда подальше. Только это единственное, на что хватило сил. Остального Освальда поглотило сильнейшее желание спать, которое он ни испытывал со времен… никогда, наверное. Казалось, что еще чуть-чуть, и он провалится в бессознательность прямо на месте.