— О, прекрасно! — сказал герцог.
Разозленный вялостью реакции генералов, Кляйст обиженно поклонился и уступил место Смутному Генри.
— Существуют три основных типа арбалетов, — бодро начал тот, не сомневаясь, что зрители разделяют его восторг. Он подошел к самому легкому из двух арбалетов, установленных перед ним на подставках. — Вот это одноножный. Его так называют потому, что для стрельбы из него нужно поставить одну ногу вот сюда. — Он поднял правую ногу и вставил ступню в стремя-хомуток, расположенный в верхней части арбалета.
С помощью крюка, висевшего у него на поясе, Смутный Генри закинул петлю, потом с силой опустил ногу, одновременно откинувшись и выпрямив спину, чтобы спусковой механизм захватил и закрепил тетиву.
— А теперь, — сказал Смутный Генри уже не так бодро, заметив неодобрительные взгляды генералов, — я вставляю снаряд и…
Он прицелился и выстрелил.
Когда раздался громкий шлепок, отчетливо слышный даже с такого дальнего расстояния и означавший, что тяжелая стрела поразила цель, Смутный Генри с облегчением крякнул.
— Отличный выстрел! — воскликнул герцог.
Генералов все это не просто не впечатлило, они взирали на Смутного Генри с угрюмым презрением. Ожидавший, что мощь и точность выстрела вызовут изумление, Генри сразу же сник, потерял уверенность и заколебался. Он перешел к следующему арбалету, гораздо большему по размерам, чем первый, но имевшему почти такую же конструкцию.
— А это двуножный арбалет, который называют так, потому что нужно… э-э… вставлять в стремя обе ноги… э-э… а не одну. И это означает, — добавил он, запинаясь, — что его мощность… э-э… еще больше.
Он проделал те же операции, что и в первый раз, прицелился во вторую мишень и поразил ее с такой силой, что голова деревянного солдата раскололась надвое.
Осуждающая тишина сделалась холодной, как лед на вершине великого ледника Соляная гора. Будь Генри постарше и более опытен в искусстве презентаций, он мог бы остановить представление и избежать потерь. Но он не был ни достаточно взрослым, ни достаточно искушенным, поэтому двигался прямиком к своей последней и самой большой ошибке. Сбоку лежал какой-то громоздкий предмет, который он предварительно накрыл брезентом из подвала палаццо. На сей раз не было никаких эффектных фокусов — с помощью Кейла Генри просто стащил брезент в сторону, под ним оказался стальной арбалет, вдвое превышавший размерами предыдущий и неподвижно привинченный к толстому столбу, прочно вкопанному в землю. Огромный духовой механизм был прикреплен к задней части орудия. Смутный Генри начал заводить механизм, выкрикивая через плечо:
— Этот арбалет слишком неповоротлив для использования непосредственно в сражении, но, наведя его с помощью лебедки, благодаря стальной дуге можно поражать цель на расстоянии трети мили.
Последнее утверждение вызвало хоть какую-то реакцию, нарушившую ледяное молчание: среди генералов раздались смешки откровенного недоверия. Поскольку Смутный Генри заранее не рассказывал ни Кейлу, ни Кляйсту о возможностях своей самой крупной находки, они тоже сомневались, хотя и молча. Однако на сей раз всеобщий скептицизм не обескуражил, а подхлестнул Генри. Он все еще был достаточно молод, достаточно глуп и достаточно невинен, чтобы верить: если доказать людям, что они не правы, они не станут тебя за это ненавидеть. Он сделал знак одному из людей Альбина поднять сигнальный флаг. В ответ после небольшой паузы в дальнем конце парка поднялся другой флаг и был сдернут брезент с выкрашенной белой краской мишени около трех футов в диаметре.
Генри прильнул плечом к прикладу арбалета, сделал эффектную паузу и выстрелил. Раздался громоподобный треск, и полтонны мощи, сдерживавшейся в стали и крепчайшей пеньке, вырвалось на свободу. Красная стрела метнулась по направлению к белой мишени, словно гонимая собственным бесом, и вмиг исчезла из вида. Было весьма изобретательно со стороны Генри покрыть стрелу красным порошком, потому что, когда она вонзилась в мишень, красная пыль весьма драматично осыпала все ее белое поле.
В первый момент все вскрикнули от удивления, но вслед за этим снова раздалось скептическое ворчание, даже — а можно сказать, и особенно — со стороны Кляйста и Кейла. Безусловно, это было выдающимся стрелковым достижением — хотя и не таким выдающимся, как казалось на первый взгляд: Генри потратил много часов, чтобы точно и неподвижно укрепить арбалет в нужном положении и настроить его на строго определенное расстояние.
Повисло долгое напряженное молчание, которое Маршал попытался разрядить тем, что лично подошел к Смутному Генри, задал ему массу вопросов и, выслушивая ответы, с готовностью выражал изумление и восхищение: «Да неужели?! Боже милостивый! Это просто невероятно!» Он сделал знак своим генералам приблизиться, и те подошли, чтобы осмотреть арбалет вблизи, с энтузиазмом герцогини, которой предложили осмотреть труп собаки.
— Что ж, — сказал один из них, — если когда-нибудь нам понадобится убить кого-то с безопасного расстояния, мы будем знать, к кому обратиться.
— Не надо иронизировать, Гастингс, — пожурил его Маршал с видом недовольного, но жизнерадостного дядюшки и, обернувшись к Генри, добавил: — Не обращай на него внимания, юноша. По-моему, это потрясающе. Отличная работа.
На этом представление было сочтено законченным, и Маршал со своими генералами удалился.
— Тебе повезло, — съязвил Кейл, — что он не пощекотал тебя под подбородком и не одарил испанской карамелькой.
— И сколько времени тебе понадобилось, чтобы настроить этот арбалет?
— Не так уж много, — соврал Генри.
Все помолчали.
— На днях я узнал на мемфисском базаре новое слово, — сказал Кляйст: — Хренотень.
На следующий день Випон в своем кабинете говорил мальчикам:
— Не вижу необходимости объяснять почему, но вам пришло время узнать, как действует механизм внутренних взаимоотношений в государстве Матерацци. Военные никому не подчиняются, кроме Маршала. Хоть я и являюсь его главным политическим советником, когда речь идет о войне, мое влияние значительно уменьшается. Тем не менее безучастным к военным вопросам я оставаться не могу, а следовательно, должен принять во внимание ваши незаурядные способности, особенно по части причинения физического ущерба. Должен признаться со стыдом, — продолжал он безо всякого стыда, — что время от времени ваши способности будут мне нужны, а посему вам необходимо понимать кое-что из того, чего вы пока не понимаете. Капитан Альбин превосходный полицейский, но он не принадлежит к клану Матерацци и, позволив генералам увидеть ваше представление, проявил непонимание кое-каких вещей, которые начинает усваивать только сейчас и которые вашей троице тоже следовало бы иметь в виду. Матерацци испытывают глубокое отвращение к убийству, не требующему риска. Они считают, что оно унижает их достоинство и является уделом обыкновенных убийц и ассасинов. Броня Матерацци лучшая в мире — именно поэтому она такая безумно дорогая. Многим Матерацци требуется до двадцати лет, чтобы выплатить долг за одни только латы. Ниже своего достоинства они почитают и драться с теми, кто не обладает их бойцовским мастерством и такой же броней, как у них. Эти огромные суммы они платят за то, чтобы сражаться с равным себе противником, убить которого или быть убитым которым означает сохранить свой престиж даже в смерти. А какой престиж в том, чтобы убить свинопаса или мясника?
— Или быть убитым ими, — вставил Кейл.
— Вот именно, — подтвердил Випон. — Попробуйте встать на их место.
— Мы не свинопасы и не мясники, мы хорошо обученные солдаты, — возмутился Кляйст.
— Я не хотел вас обидеть, но вы не имеете общественного положения. Вы используете оружие и методы, отрицающие все то, во что верят они. Вы для них что-то вроде ереси. Вы ведь знаете, что такое ересь, не так ли?
— А какой во всем этом смысл? — спросил Кейл. — Тяжелая стрела арбалета или легкая стрела лука — они не знают и знать не хотят, кем был твой дед по материнской линии. Убийство оно и есть убийство. Даже если вставить крысе золотой зуб, она все равно останется крысой.