- Не могу винить ее в том, что она трахается со своим муженьком, - присоединяется к разговору Тит. – Я слышал, что для нашего дела он подходит гораздо больше, чем для политики.
- В таком случае ему бы наверняка уже вспороли брюхо.
- Он политик, - возражает Луций. – Возможно, он и не самый честный человек в Помпеях, но он не проклятый ланиста.
- Змея он, вот кто, - сплевывает Тит. – Я знаю десятки гладиторов, которые были уважаемыми гражданами, пока не спутались с этой тварью.
- После чего оказались на арене? – спрашиваю я.
Тит кивает.
- Ауктораты, как и вы трое. Не имеет значения, переходит ему дорогу человек намеренно или случайно. Кальв Лаурея ничего не забывает и уничтожает всех таких людей. Губит репутацию, доводит до нищеты…
- И они погибают на арене, как и все мы, - ворчит Квинт.
По коже ползут мурашки, и внутри все сжимается. Что же тогда уготовила богиня судьбы для фальшивого ауктората, которому известно о мнимых прегрешениях жены этого человека? Если Фортуна может мне что-то подарить, то пусть это будет смерть не на кресте.
- Эта женщина, - говорю я, наблюдая за Вериной и ее внуком, - похоже, она идет на слишком большие сложности и риски, чтобы просто позлить мужа. Тем более что все прочие женщины находят другие способы использовать нас для решения семейных проблем.
Луций невесело смеется:
- Знаешь, это наверно единственная женщина, которая приходит сюда и ни разу ни с кем не трахнулась.
- Правда?
Он кивает.
- Жаль. Я бы все отдал… - он переводит дыхание и смотрит на нее.
Мой взгляд тоже прикован к ней, пусть я остаюсь равнодушен к ее чарам. Она красива, и любой мужчина, отказавшись от нее, будет дураком, но я думаю только: «Так вот ты какая. Причина, по которой я здесь».
Но по какой причине здесь она?
Я смотрю ей в глаза, жду, с кем она обменяется взглядом, чтобы узнать имя, которое открою Кальву.
Ничего. Не происходит ничего. Ее взгляд скользит от одного мужчины к другому, но выражение ее лица меняется, только когда она с улыбкой смотрит на внука. Или она невероятно искусно прячет свои эмоции, или ее любовника здесь нет. Или ее любовника вообще не существует, и она пришла сюда лишь для того, чтобы покрасоваться внуком, от которого ее муж предпочел бы отказаться.
Но что-то подсказывает мне: Кальва не устроит ни один из этих ответов.
Женщины с детьми уходят, и мы возвращаемся к тренировке, словно и не было этого перерыва. Я не могу выкинуть Верину из головы, но, как и все, я должен сосредоточиться на приближающихся играх, и вскоре мой разум занят только противником.
После полудня становится жарко, солнце опаляет спину и плечи. Мускулы ноют, синяки пульсируют, даже тупые деревянные тренировочные мечи бьют больнее, оставляя более темные следы. Несколько дней отделают нас от ревущих трибун, заточенных клинков, и это чувствуется в каждом движении, каждой напряженной, тяжелой схватке.
Хасдрубал делает выпад в мою сторону, я кряхчу и поднимаю указательный палец.
- Ха! – он отступает, торжествующе взмахивая мечом. - Получай, леворукий ублюдок!
Я фыркаю и снимаю шлем:
- Может, ты даже выживешь после встречи со мной на арене.
- О, я выживу, - он грозит мне оружием, - а если нет, то утащу тебя в Тартар вместе с собой.
Я смеюсь, запрокинув голову:
- Хотелось бы увидеть, как это у тебя получится.
После этого я показываю на корыто с водой:
- Наслаждайся победой. Сейчас я напьюсь, а затем укажу тебе твое место.
Он хмыкает, но не отвечает, и я, сложив оружие и шлем за пределами круга, иду к лохани.
Зачерпываю ладонями вожделенную воду. Если сегодня так жарко, уверен, во время игр будет еще хуже.
Радует лишь то, что я выйду на песок только на один бой, в отличие от нескончаемых тренировок на жаре.
Хлебая теплую воду, краем глаза замечаю движение. Оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть Друса.
Он появляется из коридора, ведущего в дом, но не пересекает площадку, а останавливается у ворот, находящихся в задней части лудуса.
Телохранителей не видно, он один.
В неизменном кожаном доспехе и, несмотря на невыносимую жару, на его плечах тяжелый серый плащ.
Друс накидывает капюшон, выскальзывает из ворот и исчезает.
Глядя на закрывшиеся ворота, я чувствую сосущее ощущение под ложечкой. Если Друс покидает лудус в одиночку без телохранителей, он идет в место, о котором не должны знать даже его самые доверенные лица. Но ланиста окружает себя телохранителями не для солидности. Пожалуй, для человека его профессии улицы представляют большую опасность, чем для большинства из нас. Тем более когда до Аполлинариев осталось всего несколько дней. Только богам известно, на что способен любой ланиста, включая Друса, чтобы получить преимущество над фамилией соперника еще до начала игр.
- Эй, Севий! – Хасдрубал ударяет мечом по щиту. - Собираешься вылакать все корыто, или мы все-таки будем драться?
- Иду, - выплескиваю воду и еще раз оглядываюсь на ворота. Друс не появляется в собственном лудусе без сопровождения, но выходит в город в одиночку? Качая головой, я поворачиваюсь к корыту и вешаю пустой ковш на стойку.
Возможно, этот человек не так умен, как кажется.
Комментарий к Глава 7
*Мунерарий - организатор игр.
========== Глава 8 ==========
Половина обитателей этого лудуса - жалкие глупцы.
Сегодня начинаются Аполлинарии. Прошлой ночью состоялся праздник, который традиционно организуют перед началом игр, и сопутствующий ему роскошный пир - единственный раз в году, когда гладиаторам позволено сидеть за одним столом с патрициями. Те, кто завтра будет развлекать толпу, становились почетными гостями, а мунерарий следил, чтобы на их столах не переводились изысканные яства и вина.
Конечно же, многие напились до беспамятства.
- О, Бахус! – с набитым ртом простонал Хасдрубал. – Почему я не могу, как богатый гражданин, пить это вино каждый день?
- Потому что ты раб, идиот, - загоготал Квинт.
- Кроме того, - добавил Филосир, - думаешь, богатые римляне наслаждаются этим так, как мы?
- Ты о чем? – не понял Хасдрубал.
- Подумай сам, - сделал большой глоток Филосир, - нам позволено пить вино лишь раз в сезон, а умереть мы можем уже завтра, - он поднял чашу нетвердой рукой. - Разве вино не становится вкуснее от того, что может оказаться первым и последним в твоей жизни?
Согласный ропот прокатился среди мужчин, и мы дружно подняли чаши.
Мы пили и ели вместе с вольноотпущенниками и свободными римлянами, а сегодня половина из нас, особенно новички, чувствуют себя больными и вялыми. Этим идиотам повезет, если Друс не убьет их еще до выхода на арену. К счастью, их соперникам сегодня не лучше, но толпа хочет видеть ярких энергичных бойцов, которые смогут вложить в удар достаточно сил, чтобы разрубить противника пополам.
В туннеле под трибунами Друс рявкает команды и понукает рабов, облачающих гладиаторов в доспехи и подающих им оружие.
Некоторые из бойцов явно заторможены, в то время как Друс резок и напряжен.
Никому бы и в голову не пришло, что вчера он пил наравне со всеми.
Во время застолья, в какой-то момент он оказался рядом и неуклюже помахал рукой у меня под носом:
- Знаешь, гладиаторам не часто удается поесть такое, - пробормотал он невнятно. – Что с тобой? Ты почти ни к чему не притронулся.
Я пожал плечами и откусил кусок инжира.
- Если мои противники собираются на свою голову нажраться, это их дело. А я рассчитываю прожить достаточно долго, чтобы завтра вечером съесть свою баланду.
Друс расхохотался и похлопал меня по руке:
- Ну, вино на этот стол покупал не я, но если тебя завтра убьют, я окажусь в убытке, поэтому продолжай, - еще один неловкий жест, - вести себя правильно.