Друс выплевывает им в спину проклятие. Затем он смотрит на тело и резким жестом приказывает своему телохранителю:
- Переверни его на спину, хочу посмотреть, кто этот идиот.
Телохранитель переворачивает труп, и готов поспорить, что только я не удивлен, узнав Иовиту, мертвыми глазами уставившегося в небо.
Сердце бьется где-то в горле. Я с трудом удерживаю дрожь в коленях. Друс знает. Другие тоже знают. Времени мало, слишком мало, и нет никакого способа выяснить, что за опасность грозит Друсу. Больше ждать нельзя. Его нужно предупредить.
Ни о чем не догадывающийся Друс пинает тело.
- Аукторат, что ли? – ворчит он. – Дорогие ублюдки, - он подзывает щелчком пальцев одного из тренеров. – Возьми трех людей, вынеси его из лудуса и сожги где-нибудь с наветренной стороны, - он морщит нос и машет рукой перед лицом. – Быстрее. Пока проклятой мошкары не стало еще больше.
Три человека послушно поднимают тело Иовиты и выносят со двора.
Друс осматривает собравшуюся толпу.
- Что? Трупов никогда не видели? Возвращайтесь к тренировкам, пока не составили ему компанию.
Мы тут же принимаемся махать мечами. Проклятье, что мне делать? Любая попытка заговорить с Друсом наедине привлечет внимание, и тогда меня точно убьют. Теперь, когда все знают о смерти Иовиты, времени остается еще меньше. Все зависит от того, сколько еще человек замешаны в этом.
Что еще хуже, Друс остается на площадке и начинает в сопровождении телохранителей прогуливаться между дерущимися парами. Подходить к нему сейчас неосмотрительно. Только не здесь. И лишь богам известно, сколько времени у меня есть, прежде чем кто-то сделает следующий ход.
Он приближается, вот-вот пройдет мимо нас с Титом, и будь я проклят, но я не могу сосредоточиться. Мне слишком много известно. И еще больше неизвестно.
С Иовитой покончено, но, возможно, он был не один. Я кошусь по сторонам. Филосир облокотился на корыто с водой и наблюдает за двумя новичками, которые учатся обращаться с деревянными щитами. В паре шагов от него яростно сражаются Квинт и Луций, поднимая сандалиями облако желтой пыли. Есть ли у меня основания подозревать, к примеру, их? Друс собрал нас вместе, потому что мы ауктораты, но есть ли причина сомневаться в них больше, чем в других? Не знаю. Я просто не знаю.
Я знаю лишь то, что Иовита пытался убить Верину и, вполне возможно, Друса. Этот факт мучает меня, как зудящий укус насекомого.
Я должен рассказать ему.
Но вокруг слишком много людей. И они узнают, если я попрошу Друса о встрече раньше, чем будет сожжено тело Иовиты. Или их подозрений будет достаточно, чтобы перерезать мне горло только для того, чтобы увериться: мои дела с Друсом не угрожают фамилии.
Схватка с Титом завершена. Он отходит отдохнуть, а я смотрю на оружие у себя в руке. Перевожу взгляд на ланисту, прогуливающемуся по двору и наблюдающему за дерущимися бойцами. Желудок крутит от напряжения, сердце неровно стучит, но вариантов у меня мало, как и времени.
- Сикандар, – зову я здоровенного парфянина, который ожидает напарника, отошедшего попить воды. Я взмахиваю деревянным мечом. – Давай разомнемся.
- Ну держись, - он подбирает оружие и щит и присоединяется ко мне в круге.
Я не обращаю внимания на Сикандара. Привычными отработанными движениями я подставляю меч и щит, удерживая его на расстоянии, но атакую больше для виду, а не чтобы победить. Все мои мысли вертятся вокруг Друса и сокращающегося между мной и прогуливающимся по площадке ланистой расстояния. Он приближается и, видимо, собирается переговорить с одним из тренеров или проконтролировать бойцов, сжигающих тело Иовиты.
Я считаю шаги Друса. Время замедляется.
Сжимаю кулак.
Друс почти рядом. Еще ближе. Совсем близко.
Сейчас!
Без колебаний и предупреждений я швыряю меч на землю и стремительно бью Сикандара в лицо.
- Какого… - отшатывается Сикандар, но быстро приходит в себя и выпрямляется. Он сбивает меня с ног, мы с бранью барахтаемся в пыли, только кулаки мелькают. Он бьет меня в челюсть, и от боли на мгновение туманится рассудок, но драться я не прекращаю. Опрокидываю Сикандара на спину и замахиваюсь снова, но огромные ручищи вздергивают меня на ноги.
Рядом раздается крик Друса:
- Что тут происходит? Во имя…
Я вырываю руку, поворачиваюсь на голос и с размаху наношу удар.
Мой кулак встречается с его лицом
Все присутствующие дружно ахают, и, пока Друс от удара летит назад, время останавливается.
Он еще не упал, а меня уже скрутили его похожие на быков телохранители. Сдвоенный вес этих громил выдавливает весь воздух из моих легких. Они роняют меня на землю, и мне в горло впивается острое лезвие.
- Стойте! – приказывает Друс. Сидящие на мне мужчины замирают. Меч замер у моей глотки, я пригвожден к земле, но никто не шевелится. Могу поклясться, что мертвая тишина наступила во всех Помпеях.
Сикандар протягивает Друсу руку, чтобы помочь подняться.
Не обратив на него внимания, Друс вытирает текущую из носа кровь. Кровью сплевывает в пыль под ногами. И я читаю в его ледяном взгляде смертный приговор.
- Ты в порядке, Доминус?- спрашивает Сикандар.
- В полном, - рявкает Друс. Арабо тоже протягивает ему руку, но ланиста поднимается самостоятельно. Отряхиваясь от пыли, он не сводит с меня глаз. Сплюнув в песок, он приказывает. – Хасдрубал, Сикандар. В яму его. Немедленно. Пока я не убил его на месте.
Сикандар с Хасдрубалом молча тянут меня за собой, уводя с тренировочной площадки.
Мне не нужно смотреть по сторонам, чтобы знать, что все гладиаторы и тренеры смотрят мне вслед и гадают, не свихнулся ли я.
И не убил ли только что их всех.
Мы выходим со двора, и Сикандар впивается пальцами мне в руку.
- Ты сошел с ума? – шипит он. – Тебе повезло, что он не приказал распять тебя прямо на площадке!
- Ты, может, и везунчик, а вот мы точно нет, - рычит Хасдрубал, - жалкий идиот, ты…
- Это полностью моя вина, - ровно отвечаю я.
- Это не помешает Друсу порешить нас всех, - Сикандар еще сильнее сжимает пальцы. – Если даже хозяин оставит тебя в живых, почаще оглядывайся!
- Я смотрю по сторонам с первого дня здесь, – стараясь говорить сухо и уверенно, я молюсь, чтобы никто не услышал бешеный стук моего сердца.
Хасдрубал фыркает:
- У тебя, видать, в этом немалый опыт.
Мы умолкаем. Они продолжают то ли вести, то ли волочь меня в яму. Только перед спуском в подвал Сикандар зажигает факел.
Они тащат меня вниз по каменной лестнице в темный коридор, и постепенно свет факела освещает огромную деревянную дверь у нас на пути.
От промозглой сырости подвала у меня по спине бегут мурашки. Когда они резко открывают дверь, становится еще холоднее.
Я стою посередине комнаты, вытянув руки.
«Надо просто перетерпеть».
Сикандар молча вешает факел на стену, в это время Хасдрубал срывает с меня тунику. Затем они вместе надевают на меня оковы. Они спаяны с тяжелыми цепями, свисающими с двух сторон из-под потолка, и удерживают мои руки задранными и разведенными в стороны.
- Был рад знать тебя, брат, - похлопывает меня по плечу Сикандар.
- Передавай привет Гадесу, - подхватывает Хасдрубал.
Я не отвечаю. Бойцы выходят из подвала, и я остаюсь один в холодной мрачной тишине. Стою в центре комнаты, скованный немилосердными цепями, и жду.
Приближаются шаги. Я прикрываю глаза и медленно дышу.
Открывается дверь. Арабо заходит первым. Он дергает цепи и проверяет, не спрятана ли у меня в руках отмычка.
Затем он выглядывает в коридор:
- Он не опасен, Доминус.
Друс входит в комнату в сопровождении второго телохранителя. Ледяной взгляд направлен прямо мне в глаза, но я кошусь на плеть у него в руке. Это не та, что использовал Арабо в мою первую ночь здесь. Ремни длиннее. Жестче. С узелками. Может, даже с привязанными каменными или железными шариками, а может, это простая кожа, поблескивающая в тусклом мерцающем свете.