Что бы мне не померещилось в его глазах за те несколько странно тихих мгновений, все исчезло. И теперь передо мной стоит человек, чья жуткая репутация известна даже в Риме.
Слегка повернув голову, Друс приказывает:
- Оставьте нас.
Телохранители повинуются. Они уходят, и Друс тут же запирает за ними дверь.
Он снова поворачивается ко мне лицом.
- Скажи, почему бы мне просто не убить тебя, гладиатор, - он касается губы и показывает мне капли крови, темнеющие на подушечках его тонких пальцев. – За это я могу распять…
- Мне надо было остаться с тобой наедине, - тихо говорю я, - ты в опасности, Друс. Я…
- Что? – он подходит на шаг ближе, впившись в меня взглядом. – Говори. Какая опасность?
Я понижаю голос.
- Я пришел в твой лудус не по своей воле…
Друс отходит и скрещивает руки на груди, его пальцы крепко обхватывают рукоять плети.
- Объясни.
- Я не гражданин и даже не вольноотпущенник. И пришел к тебе не по собственному желанию. Я раб и был послан сюда с фальшивыми документами, - я смотрю Друсу в глаза. – Прости меня. Мой хозяин Кальв Лаурея.
Он размыкает губы.
- Он прислал меня в твой лудус, - я сдвигаюсь, насколько позволяют цепи, - подделал мои документы и согласие магистрата на то, чтобы я нанялся аукторатом. Деньги? Пятьсот сестерциев от магистрата? – я качаю головой. – Их дал Кальв. Он угрожал, что если я упомяну его имя в лудусе, то магистрат спросит тебя, получил ли ты семьсот сестерциев.
Друс издает сухой смешок.
- Это очень похоже на Кальва Лаурею, - затем он хмурится, - но зачем он заслал тебя в мою фамилию?
Закусив губу, я тяну с ответом.
- Он уверен, что у Верины связь с одним из здешних мужчин, и приказал мне выяснить его имя.
За одно биение сердца враждебность покидает лицо ланисты. Как и все краски. Плеть выскальзывает из его руки.
- Что ты сказал ему?
Я мотаю головой.
- Ничего. Но я уверен, что господин Лаурея хочет убить тебя или Верину. Возможно, вас обоих.
Лицо Друса становится мертвенно бледным.
Я отвожу взгляд.
- Он уже попытался. Сегодня утром. На рынке.
Друс замирает. Он приближается, почти коснувшись меня.
- Откуда ты знаешь?
Не поднимая взгляд, я шепчу:
- Потому что я остановил его.
- Ты… - он умолкает, и я представляю, как он в привычной манере изгибает бровь. – Ты остановил его?
- Да, Доминус.
Он берет меня за подбородок мозолистой рукой, и хотя он не давит сильно, я поднимаю голову, и мы смотрим друг на друга под учащающееся биение моего сердца.
- Ты остановил его, – говорит он. И это не вопрос.
- Да.
- Значит, ты был там, - он убирает руку от моего лица, - на рынке.
- Да, - я провожу языком по пересохшим губам. – Я следил за тобой.
- Ясно.
- Это был не первый раз. Я… хотел быть уверен. Что мои подозрения верны.
Он прищуривается и сжимает губы.
- Чтобы ты мог отчитаться перед хозяином.
- Нет, - торопливо отвечаю я. – Нет. Я… Возможно, когда я только появился здесь, да, я бы так и поступил, но…
Боги, я не могу думать, когда он так близко.
- Я ничего ему не сказал. Клянусь. И не собирался.
- Даже несмотря на приказ?
Я киваю.
- И когда я понял, что кто-то еще собирается навредить тебе или Верине, то решил остановить его.
Друс неотрывно смотрит на меня.
- Человек, о котором ты говоришь, что с ним сейчас? Он все еще опасен?
- Нет. Не опасен, - я сглатываю. – Он мертв.
Взгляд Друса становится рассеянным.
- Иовита.
- Да, - я мешкаю. – Прости меня, Доминус. Я знаю, это не мое дело. Но если ты встретишься с ней снова, то будешь в смертельной опасности. Вы оба.
Друс морщится.
- Я знаю, - он рассеянно касается носа, размазывая кровь.
- Прости меня, - шепчу я, - я не знал, как еще остаться с тобой вдвоем, не вызывая подозрений.
- Подозрений? – спрашивает он. – Подозрений в чем?
- Гладиаторы. Они подозревают, что я или твой любимчик, или шпион. Предатель. Они предупреждали, чтобы я не встречался с тобой. Это было… - я тяжело выдыхаю, сгибая скованные запястья, - мне было нужно поговорить с тобой наедине. И чтобы никто не подумал, что я тебе наушничаю.
- Ты пришел в мой лудус за сведениями, - он смотрит мне в глаза. – Которые теперь у тебя есть.
Его лицо и голос не выражают никаких эмоций.
- Почему ты рассказываешь об этом мне, а не Лаурее?
У меня нет ответа. Ответа, который можно было бы выразить словами.
- Кальв Лаурея мог бы убить тебя за это, - говорит Друс, - как и любой в фамилии, - он делает паузу, - как и я.
- Я знаю.
- Но ты сделал свой выбор, - говорит он больше себе, чем мне. – Почему?
Я едва дышу.
- А что мне оставалось?
- Выполнить желание своего хозяина, - он переводит взгляд с одного моего закованного запястья на другое. – Убить меня, если он прикажет.
Я облизываю губы.
- Но он не приказывал.
- Пока еще нет, - отвечает Друс. – Но ты уверен, что именно он приказал Иовите убить меня?
- Тебя и скорее всего госпожу Верину. Возможно, он приказал кому-то еще. Я не уверен.
Острый взгляд Друса все еще пронизывает меня, и я не уверен, что смог бы устоять на ногах, не удерживай меня цепи. Его голос тверд, но как всегда негромок.
- А если он прикажет тебе сделать то, что не удалось Иовите?
- Я этого не сделаю, - я выдерживаю его взгляд. – Клянусь, не сделаю.
Он молчит долго, очень долго. Кончик его языка мелькает в уголке губ, хвосты плети шелестят, когда он переступает с ноги на ногу, но он продолжает смотреть прямо на меня, и я не могу отвести от него взгляд.
Наконец, взгляд Друса соскальзывает на свисающую плеть.
- Остальные… - он смотрит на меня, - если ты покинешь эту комнату невредимым…
- Знаю. Я знал об этом до того, как ударил тебя, - цепи гремят, когда я безнадежно пытаюсь встать поудобнее и набраться решимости. – Делай, что должен.
Друс смотрит на меня нахмурившись и открыв рот. Никогда я не видел его таким неуверенным.
- Тебя уже наказывали. Ты знаешь, что…
- Да, - я давлю в себе дрожь, - знаю.
Мы смотрим друг на друга. Молчим. И не двигаемся.
Спустя бесконечность, он прячет плеть подмышку.
- Спасибо, Севий, - он касается рукой моего лица. – Ты сделал больше, чем можешь себе представить.
Прежде чем я успеваю ответить, он выпрямляется и прижимается губами к моим. Мы замираем, даже не дышим, пока он не отступает, глядя мне в глаза. Затем он обхватывает меня за шею и целует меня снова, гораздо увереннее. О боги, каждый его взгляд в мою сторону обретает смысл, как и каждый мой взгляд, когда-либо остановившийся на нем. Даже страх и ожидание боли не в силах унять жар, разгоревшийся от его поцелуя.
Я наклоняю голову, когда его губы приоткрываются, приглашая мой язык. Его поцелуй опьяняет, возможно, потому что я никогда не верил, что это может случиться, возможно, потому что это Друс, и я сжимаю кулаки, натягивая цепи, но они крепко держат меня. Несмотря на все усилия, я не могу прикоснуться к нему.
Друс отрывается от меня, и наши взгляды встречаются. Он тяжело дышит. Как и я.
Снова взглянув на плеть, он говорит:
- Боги, помогите мне, я не могу сделать этого.
Вздыхает и проводит подушечкой большого пальца по моей щеке.
- Ведь ты, скорее всего, спас жизнь Верины. И мою.
- Разве у тебя есть выбор?
Он прикусывает губу.
- Мы оба знаем, что ты не можешь просто выпустить меня отсюда. Иначе у остальных будет еще больше причин считать, что происходит что-то странное. Или решат, что могут безнаказанно нападать на тебя.