По крайней мере, Кальв или Атай не смогут призвать меня отсюда. Прошли все сроки очередной встречи, но я сижу взаперти и действительно не могу покинуть стены лудуса.
Я слышу грохот цепей и, подняв взгляд, вижу Арабо, держащего в руках кандалы.
- Хозяин требует тебя, - он распахивает дверь. – Немедленно.
Я покорно позволяю заковать себя. Гораздо лучше, если остальные как можно дольше будут видеть меня в таком виде и убедятся, что мы с Друсом враги.
Арабо ведет меня в знакомую комнату, где нас ждет Друс. Телохранители освобождают меня от оков и выходят, закрыв за собой дверь. Мы остаемся с ланистой наедине.
Друс сидит в своем привычном кресле, но не смотрит на меня. В его руках письмо. Губы крепко сжаты, а брови нахмурены, словно слова послания причиняют ему боль.
Он медленно, почти благоговейно, скручивает свиток. Не глядя на меня, он спрашивает:
- Твои раны. Как…
- Они заживут.
Он водит пальцем по свитку.
- Но тебе больно.
- Какое-то время так и будет, - я переношу вес с ноги на ногу, - но худшее уже позади.
Когда он вздрагивает, я добавляю:
- Это было необходимо. Мы оба это знаем.
Друс кивает и протяжно вздыхает.
- Мне нужно, чтобы ты доставил это. Верине.
Дрожащими руками он растапливает свечой кусочек воска и едва слышно добавляет:
- Мне больше некому довериться. Особенно в этом.
- Конечно, доминус.
Он молча скрепляет письмо печатью, но не вжимает ее в растопленный воск. Когда воск застывает, Друс встает и протягивает свиток, по-прежнему не глядя на меня.
Я осторожно берусь за письмо и забираю его.
Не поднимая взгляд, Друс говорит:
- Госпожа Лаурея будет на рынке сегодня после обеда. Ее сопровождает служанка. Люсия, - с трудом сглотнув, Друс смотрит на письмо у меня в руках. – Отдай его Люсии, но не говори, что оно от меня. Если она спросит, скажи, что Верина поймет от кого.
- Я все сделаю, доминус, - я прячу свиток в пояс.
- Спасибо, - наконец он смотрит на меня, и, когда наши глаза встречаются, он замирает. – Твоя спина… ты уверен…
- Она заживет.
Он смотрит мне в глаза. Мы совсем близко, достаточно для того, чтобы дотянуться друг до друга, но никто из нас не трогается с места, а в его напряженном взгляде я вижу тревогу.
После долгой паузы он говорит:
- Я до сих пор не понимаю, почему ты сделал то, что сделал. Ты знал, что я… - он прерывается и краснеет, - ты знал, что будешь наказан. Что у меня не останется другого выбора.
- Я бы поступил так снова, - вырывается у меня. – Даже сейчас.
Он размыкает губы:
- Я просто не понимаю, почему.
Я перевожу дыхание:
- Я сам не уверен. Но… ни о чем не жалею.
Мы снова смотрим друг другу в глаза, и я задаюсь вопросом, так ли трудно ему дышать, как и мне. Сердце бешено стучит, как и всегда, стоит мне увидеть Друса, и призрачное покалывание на губах говорит, что на самом деле я чертовски хорошо знаю, почему мне не хватает воздуха, почему сердце готово выпрыгнуть из груди, и почему я не раздумывая снова приму ради него любое наказание.
Он облизывает губы.
- Севий.
Я не выдерживаю. Тянусь рукой к его лицу, и, прежде чем успеваю коснуться, его руки обхватывают мою шею, и он привлекает меня к себе, едва не задев губами.
И снова мы замираем, тяжело дыша, и я уверен, что он чувствует бешеный стук моего сердца даже через свой нагрудник. Его губы совсем рядом, и дыхание согревает мои губы. Я отстраненно осознаю, что вступаю на новый путь, полный совсем других опасностей, что это полное безрассудство, но в голове остается только одна мысль, об аромате выпитого им вина, витающего в воздухе между нами.
Он выдыхает и отстраняется, не отводя взгляда:
- Я твой хозяин, Севий, но… я не буду заставлять тебя.
Я прикрываю глаза и прислоняюсь лбом к его лбу:
- Это твое право.
- И как твой хозяин, я даю тебе выбор, - наши губы едва касаются друг друга. – Я не сплю с мужчинами, которые не хотят меня, - в его шепоте чудится тихое отчаяние, - Севий, скажи мне…
Я накрываю его губы своими.
Он вцепляется мне в волосы и отвечает на поцелуй. Он нежен, но педантичен: уверен, каждое место, где меня касаются его губы или дразнит его язык, обдуманно.
Он дергает меня на себя, мы спотыкаемся, и он ударяется спиной о стену. Я ругаюсь на его броню, проклятущий пояс, не дающие покоя раны у меня под туникой и все, так сильно разделяющее нас, что я никак не могу понять, чувствует ли он то же, что и я.
Внезапно Друс кладет руки мне на плечи и отталкивает на полшага. Он бессильно откидывает голову на стену:
- Яйца Юпитера, мы не можем сделать это.
Я отступаю, но прежде чем между нами разверзается пропасть, Друс снова тянется ко мне, и я хватаюсь за края его нагрудника. Его поцелуй требователен и безжалостен, и я целиком разделяю его агрессивный голод. Мои руки скользят вниз, и пальцы кружат вдоль плотно подогнанных полос по бокам его брони. Юпитер, Нептун и Венера, я готов отдать все на свете, чтобы сорвать эти полосы и почувствовать его плоть, пусть даже через одежду. Я готов на все, чтобы преодолеть все эти…
Друс снова вырывается.
- Прости… - он смотрит мне в глаза. – Мы…
Он не может говорить. Я тоже. Я едва дышу. Словно в комнате закончился воздух.
Затем Друс прочищает горло и опускает взгляд.
- Тебе пора идти. Она скоро будет там.
- Хорошо, - я показываю на спрятанный в поясе свиток. – Уже иду.
Я поворачиваюсь к двери.
- Севий.
Я останавливаюсь и снова поворачиваюсь к нему.
- Да?
Он стоит ко мне спиной, повернув голову, поэтому я вижу только профиль.
- Ничего не было, - снова ледяной тон ланисты, но не такой резкий и жесткий, как обычно. – Или опять окажешься в яме. Ясно?
- Да, доминус.
Едва слышно он шепчет:
- Свободен.
***
Арабо снова сковывает мои запястья, и мы выходим через передние ворота лудуса. Нас провожают взглядами. Шепотками. Лишь богам известно, что гладиаторы подозревают теперь, не зная, вернусь ли я живым.
Телохранитель Друса сопровождает меня, удерживая за локоть, пока мы не скрываемся из виду. Затем он снимает с меня оковы.
- Подожду тебя здесь, - говорит он.
Я киваю.
- Я скоро вернусь.
Я проверяю снова, чтобы быть уверенным: свиток надежно спрятан под туникой, царапая и раздражая мою изорванную и еще не зажившую плоть. Он там, где должен быть, и я спешу вниз по улице, к рынку.
Пересекая Форум, я чувствую, как начинает частить сердце. Толпятся мужчины в тогах, туда-сюда ходят политики, собираясь в группы, чтобы обсудить свои политические дела. Судя по ярким пурпурным полоскам на одеяниях, среди них есть даже сенаторы. А там, где сенаторы, присутствуют и другие государственные деятели. Любой из них может оказаться Кальвом Лауреей.
На переполненном рынке этот страх отпускает, и я перестаю искать Кальва, чтобы найти его жену со служанкой.
Вокруг толпы людей, среди них много жен патрициев и их слуг. Я видел Верину лишь пару раз: когда она посещала лудус, и когда ее лицо случайно мелькнуло под капюшоном во время встречи с Друсом, но я все равно узнаю ее.
Пока я разыскиваю ее, ревность клубится у меня внутри. Я не могу уверенно назвать ее причину. Да, между мной и Друсом пылает какой-то необъяснимый огонь, над которым мы оба не властны, и он намного жарче, чем чувства, которые зажигались у меня к прежним любовникам. Но каким бы оно не было, в сравнении с тем, что связывает Друса с Вериной - это лишь свет факела рядом с великим пожаром в Риме. Меня он может хотеть, но ее он любит, я видел, как откровенно они страдают друг без друга, и спутать это с чем-то другим невозможно. Истина проста, и как бы сильно мне не хотелось единолично владеть Друсом, это желание ничего не изменит.