Когда он ушел, Яхан, лежавший в полуобморочном состоянии, попросил напиться. Фляжка была пуста. Роканнон велел юноше лежать смирно и вскарабкался метров на пять выше по скалистому склону, где в тенистой впадинке осталось еще немного снега. Подъем оказался труднее, чем он ожидал, и ему пришлось лечь и перевести дыхание. Он лежал на камнях и тяжело хватал ртом светлый чистый воздух; сердце билось в груди.
Послышался какой-то шум, который Роканнон сперва принял за биение собственного пульса. Потом рядом с собой заметил тонкую струйку воды и сел. Крошечный теплый ручеек стекал, исходя паром, по языку слежавшегося потемневшего снега. Роканнон поискал глазами его исток и увидел черную дыру под нависающим утесом: пещера! Пещера! На большее они и надеяться не могли – так утверждал его рациональный разум, хотя почему-то Роканнону было удивительно трудно сейчас удержаться на самом краю темной иррациональной пропасти – панического ужаса. Он сидел среди камней не шевелясь, охваченный самыми худшими подозрениями.
Прямо над ним в безоблачном небе сияло солнце, освещая серые скалы. Снежные горные вершины скрывал ближайший утес, а земли внизу – огромное белое облако тумана. Здесь не было ничего, совсем ничего на этой пустынной серой кромке мира, кроме него самого и черного разверстого зева пещеры среди валунов.
Довольно долго просидев без движения, он встал и пошел вперед, перешагнул через дымившийся среди камней ручеек и заговорил с тем, кто, как он знал отлично, ждал его внутри.
– Я пришел, – сказал он просто.
Тьма внутри чуть шевельнулась, и обитатель пещеры появился у ее входа.
Он был похож на «глиняных» – такой же приземистый и бледнолицый; однако чем-то напоминал и фийя – хрупкостью, ясным светом глаз. В общем, что-то взяв у обоих этих народов, он, однако, остался отличным от них. Волосы у него были белые. Голос и на голос-то похож не был – ибо звучал где-то в мозгу Роканнона, а уши слышали лишь негромкий свист ветра; да и слов никаких незнакомец вроде бы не произносил. И тем не менее он явно спросил Роканнона, чего тот хочет.
– Не знаю, – сказал Роканнон громко, охваченный страхом, но за него без слов ответила его твердая решимость: «Я пойду дальше на юг и найду своего врага, а потом его уничтожу!»
Свистел ветер; теплый ручеек весело болтал у его ног. Двигаясь неторопливо и легко, обитатель пещеры чуть посторонился, и Роканнон, нагнувшись, вошел в ее темный зев.
«Что ты дашь мне за то, что я дал тебе?»
«А что я должен отдать, о Древний?»
«То, что тебе дороже всего и что тебе отдавать хочется меньше всего».
«У меня нет ничего своего в этом мире. Что же могу я отдать?»
«Какую-нибудь вещь; или жизнь; или удачу; или свой глаз; или надежду; или возвращение в дорогое тебе место – точно называть не нужно. Ты и так выкрикнешь имя или название этого, когда его у тебя больше не будет. Ну, отдашь мне это по доброй воле?»
«Отдам, о Древний».
Наступила тишина, только слышно было, как воет ветер. Роканнон снова нагнулся и вышел из темной пещеры. Когда он выпрямился, красный свет ударил ему прямо в глаза – это был холодный рассвет над серо-багровым морем облаков.
Яхан и Могиен спали, обнявшись, в той самой низинке, где он оставил Яхана, под грудой шкур и плащей. Они не пошевелились, когда Роканнон подполз к ним.
– Проснитесь, – сказал он тихонько.
Яхан сел, лицо его в красном свете зари выглядело голодным и совсем юным.
– Странник! А мы думали… что ты ушел… мы думали, ты упал…
Могиен тряхнул своей желтой гривой, словно прогоняя остатки сна, и с минуту смотрел на Роканнона. Потом хрипло сказал, и в голосе его звучала нежность:
– Хорошо, что ты вернулся, Властелин Звезд, друг мой. Мы тебя ждали.
– Я встретил… я разговаривал с…
Могиен поднял руку, призывая его к молчанию: