Потом он повернулся ко мне.
— Но Экумен должен помочь нам, господин Ай. Нам нужно показать своему народу кое-что еще, кроме вас, одного человека, да еще уже известного в Эрхенранге.
— Понимаю, сотрапезник. Вам необходимо хорошее, убедительное доказательство, и я с радостью предоставлю вам его сам. Но я не могу вызвать корабль, пока не обеспечены его безопасность и ваше единодушие. Мне нужно согласие вашего правительства и гарантии. Я считаю, что такой гарантией будет публичное оповещение всего сотрапезничества.
Оболе кисло посмотрел на меня, но сказал:
— Ну, конечно.
Когда мы ехали домой, я спросил:
— Скажите, Шусгис, кто такой Сарф?
— Он глава постоянного бюро Внутренней Администрации, занимается подложными документами, торговлей без разрешения, регистрацией, контрабандой.
— Значит, инспекторы — агенты Сарфа?
— Да, многие.
— И полиция тоже находится в его распоряжении до какого-то предела?
Я задал вопрос осторожно и получил такой же осторожный ответ.
— Возможно. Сам я состою во внешней администрации и не знаю подробностей, как обстоят дела во внутренней.
— Но ваши интересы должны пересекаться. Как, например, с инспекцией вод.
Я, как мог осторожнее, отошел от вопроса о Сарфе. То, что сказал Шусгис, могло ничего не значить для жителя Хейна или, скажем, для жителя счастливого Чифферса. Но я родился на Земле. Не всегда плохо иметь преступных предков. Дед, испытавший ожог, передает внуку по наследству нос, который издалека чувствует запах дыма.
Было удивительно найти здесь, на Гетене, столько совпадений с древней историей Земли: монархия, крайне бюрократическое правительство.
Итак, Гуам, старающийся представить меня лжецом, не был агентом тайной полиции Оргорейна. Знал ли он, что Оболе считает его таковым? Несомненно знал.
Не был ли он в таком случае агентом-провокатором? И действительно ли он заодно с фракцией Оболе или против нее?
Какую же фракцию в правительстве тридцати трех контролировал Сарф или какая контролировала его? Мне следовало выяснить все это, хотя задача могла оказаться нелегкой. Мой курс, который совсем недавно казался мне ясным и обнадеживающим, вдруг начал выглядеть сомнительным и полным тайн, как в Эрхенранге. Все шло хорошо, подумал я, пока рядом со мной вчера вечером не появился, как привидение, Эстравен.
— Какова позиция лорда Эстравена здесь, в Мишпори? — спросил я Шусгиса, который забился в угол плавно двигающегося экипажа и как будто уснул.
— Эстравена? Его здесь зовут Харт, у нас в Оргорейне нет титулов, все отменено Новой Эпохой. Он подчиненный сотрапезника Еджея.
— Он здесь живет постоянно?
— Я думаю, да.
Я уже собирался сказать, что странно, что я увидел его вчера у Слосе вечером и не увидел у Еджея сегодня, но тут же понял, что в свете нашего короткого утреннего свидания, это совсем не странно. Но мысль о том, что его сознательно не допускали ко мне, была тревожной.
— Его отыскали, — сказал Шусгис, поудобнее усаживаясь на мягком сиденье, — где-то на южной стороне на консервном заводе или на фабрике клея — в общем, в каком-то таком месте — и вытащили из грязи. Кто-то из фракции открытой торговли, я думаю. Конечно, он был полезен для них, когда был премьер-министром и членом кноремми, поэтому они поддержали его сейчас. Главным образом для того, я думаю, чтобы досадить Морсену. Ха-ха! Морсен — шпион Тайба, и, конечно, думает, что об этом никто не знает, но знают все, а он не выносит вида Харта, думает, что тот предатель или двойной агент и бог знает, кто еще.
— А как вы думаете, уважаемый Шусгис, кто такой Харт?
— Предатель, господин Ай. Просто и ясно. Отказался от требования своей страны на долину Синот в надежде помешать Тайбу захватить власть, но ничего не добился. У нас его ждало бы худшее изгнание, клянусь сосцами Меше! Если играешь против своей страны, рискуешь проиграть все. Этого не понимают те, кто лишен патриотизма. Впрочем, думаю, Харта не слишком беспокоит его положение, пока он может рассчитывать хоть на какую-то видимость власти. Он неплохо прожил эти пять месяцев здесь.
— Наверное, неплохо.
— А вы ему не доверяете?
— Нет.
— Я рад это слышать, господин Ай. Не понимаю, что Еджей и Оболе нашли в нем. Он явный предатель, всегда заботится лишь о себе и старается править нашими санями. Я так, во всяком случае, считаю, господин Ай. Не думаю, чтобы я дал ему волю, если бы это от меня зависело.
Шусгис яростно кивнул, одобряя собственное мнение, и улыбнулся мне, как один добродетельный человек другому. Экипаж плавно двигался по широкой, ярко освещенной улице. Утренний снег стаял, лишь вдоль обочины лежали продолговатые сугробы. Шел холодный мелкий дождь.
Большое здание Центрального Мишпори, правительственные учреждения, школы, йомештские храмы под дождем жалко блестели и, казалось, тоже таяли. Углы их слились, фасады прогнулись. В тяжелой каменности города было что-то жидкое, непостоянное, как и в монолитности всего государства, где целое и часть назывались одним словом. И в Шусгисе, моем веселом хозяине, тяжелом и устойчивом человеке, тоже было что-то расплывчатое, неуловимо смутное, немного нереальное.
С самого начала моего путешествия по золотым горам Оргорейна четыре дня назад, начиная свое движение к святая святых Мишпори, я что-то упустил. Но что?
Комнаты теплые, еда безвкусная, но какая в этом беда? Почему и люди, которых я встретил, тоже кажутся мне безвкусными? Среди них были яркие личности — Оболе, Слосе, прекрасный Гуам. И все же каждому из них не хватало какого-то качества, свойственного живым существам.
Они были неубедительны. Они казались какими-то нереальными.
Как будто, подумал я, они не отбрасывают тени.
Размышления такого типа составляют существенную часть моей работы. Без определенной способности к ним я не получил бы квалификацию мобиля. Впоследствии я развил эти способности, обучаясь на Хейне и зарабатывая звание Проницательного.
Я никогда не был выдающимся проницательным, а в этот вечер вообще усомнился в своих способностях. Оказавшись в своей комнате, я искал утешения в горячем душе. Но даже здесь я чувствовал себя неспокойно, как будто сама горячая вода была нереальной. И ее не следовало принимать в расчет.
11. Монологи в Мишпори
Мишпори. Стрет Саоми. Развитие событий внушает некоторую надежду. Оболе торгуется с другими сотрапезниками, Еджей произносит льстивые речи, Слосе обращает других в свою веру, и силы их последовательно растут. Они проницательные люди и крепко держат в руках свою фракцию. Только семеро из тридцати трех открыто причисляют себя к фракции открытой торговли. Что касается остальных, то Оболе рассчитывает завоевать поддержку еще десятерых, получив тем самым большинство.
Один из них, по-видимому, всерьез интересуется посланником — сотрапезник Инспен из района Эйньен, он работает с Сарфом и занимается передачами, которые мы вели из Эрхенранга. По-видимому, они подействовали на его сознание.
Он предложил Оболе, чтобы Тридцать Три объявили о своем приглашении звездного корабля не только в своей стране, но и в Кархиде, предложив Аргавену решительно присоединиться к этому приглашению. Благородный план, но его не приняли. Они не хотят, чтобы Кархид в чем-то присоединялся к ним.
Люди Сарфа среди Тридцати Трех, конечно, противятся любому соображению о присутствии посланника и его миссии. Что касается равнодушных и осторожных, кого Оболе надеется склонить на свою сторону, я думаю, они боятся посланника не меньше, чем Аргавен, с той лишь разницей, что Аргавен считает его сумасшедшим, как он сам, а они считают посланника лжецом, как они сами. Они боятся поддаться обману, придуманному Кархидом. Они пригласили посланника, пригласили публично, каков же будет их шифгретор, если никакого звездного корабля не окажется.