— Жарко. Очень жарко.
То был приземистый, смуглый кархидец в тяжелом плаще зеленой кожи, украшенной золотом, в тяжелой белой куртке, брюках, подпоясанных серебряной цепью из тяжелых звеньев в ладонь величиной. Обильно потея, он ответил:
— Да, жарко.
Вокруг нас, сжатых в толпе, виднелись лица жителей города, похожих на коричневые бутылки, сверкающие тысячами глаз.
Король по сходням из свежего туфа поднимался к платформе на вершине арки. Ее разъединенные столпы возвышались над толпой, верфями и рекой. Пока он восходил, толпа зашевелилась, разнесся гулкий говор: «Аргавен». Король не отвечал. Зрители и не ждали ответа. Госсиворы, издав громогласный нестройный рев, смолкли. Тишина. Солнце светило на город, реку, толпу, короля. Каменщики внизу включили электролебедку, и мимо поднимающегося короля почти беззвучно проплыл и лег на свое место между двумя столпами арки ключевой камень.
Большой блок весом в тонну замкнул арку, превратив ее в единое целое. На лесах короля ждал каменщик с мастерком и ведром, а все остальные рабочие, словно рой насекомых, спустились по веревочным лестницам.
Король и каменщик остались одни высоко на узком помосте между рекой и солнцем.
Король взял у каменщика мастерок и принялся заделывать длинные стыки ключевого камня. Он лишь коснулся камня и передал мастерок каменщику, который методично принялся за работу. Цемент, который он использовал, был розового цвета и отличался от остальной кладки. Спустя пять или десять минут я спросил у стоявшего слева:
— Ваши ключевые камни всегда крепятся розовым цементом?
На всех арках Старого Моста, перебросившего свою дугу через реку, отчетливо виднелись розовые пятна.
Вытирая пот с темного лица, мужчина — я вынужден так называть его, употребляя местоимения «он» и «его» — ответил:
— Когда-то цемент для ключевых камней замешивали на крови, на человеческой крови. Понимаете, без крови арка обязательно рухнет. Сейчас мы используем кровь животных.
Он отвечал быстро, откровенно, но осторожно, иронично, как будто всегда помнил, что я сужу обо всем, как чужак. Мой собеседник был одним из самых влиятельных людей в стране. Мне трудно подобрать историческую параллель его должности: визирь, премьер-министр или канцлер. По-кархидски он назывался Королевское Ухо. Он лорд домейна и лорд королевства, человек всем известный и могучий, зовут его Терем Харт рем ир Эстравен.
Король как будто закончил свою работу каменщика, и я с облегчением вздохнул. Но, пройдя под аркой по паутине планок, король начал работу с противоположной стороны ключевого камня. В Кархиде нельзя быть нетерпеливым. Его жители не флегматичны, но они упрямы, неуступчивы и они обязательно кончают начатое. Толпа удовлетворенно созерцала королевскую работу, но мне было скучно и жарко. На Зиме мне еще ни разу не было жарко и не будет жарко, но тогда я этого факта не оценил.
Одет я был в расчете на Ледяной Век, а не на солнце. На мне была одежда со множеством слоев: плетеное растительное волокно, искусственное волокно, шерсть, мех, кожа — мощные доспехи против холода, и в них я теперь совсем запарился. Я принялся для развлечения рассматривать толпу и участников парада, собравшихся вокруг платформы. Многочисленные знамена домейнов и кланов повисли в воздухе, ярко освещенные солнцем. Я стал расспрашивать Эстравена об этих знаменах. Он знал их все, хотя их были сотни, и некоторые из, видимо, отдаленных районов, домейнов, очагов и поселений, из земель Перинга и Керна.
— Я сам из земель Керна, — заметил он, когда я восхитился его познаниями. — И вообще моя обязанность знать все домейны. Они и составляют Кархид. Управлять этой землей — значит управлять ее лордами. Но, впрочем, это никому не удавалось сделать. Знаете поговорку: Кархид не нация, а семейная ссора?
Я не знал и заподозрил, что ее сочинил сам Эстравен.
В это время через толпу к нам протиснулся другой член Кяореми — высшей палаты или парламента, возглавляемого Эстравеном. Это был двоюродный брат короля Пеммер Харт рем ир Тайб. Он заговорил очень тихо, хотя держался вызывающе и все время улыбался. Эстравен потел, как лед на солнце, но оставался холодным, как лед, отвечая на шепот Тайба громко и с подчеркнутой вежливостью, которая выставляла собеседника дураком.
Я слушал, глядя, как король заливает цементом стык, но ничего не понял, кроме явной враждебности между Эстравеном и Тайбом. Ко мне это, во всяком случае, не имело отношения, и я просто интересовался поведением людей, которые правят нацией, правят будущим двадцати миллионов других людей. На Экумене власть столь скрытна, что только очень проницательный человек может увидеть ее в действии. Здесь же она проявляется открыто, меняя сам облик и характер знатного человека. Он не может сделать простого жеста или сказать слова, чтобы все не прислушались. Я не доверяю Эстравену, мотивы поведения его для меня не ясны, он мне не нравится, однако я чувствую исходящую от него власть, как теплоту солнца.