— И у вас нет денег, чтобы нанять или подкупить техников? — спросил я, но все было бесполезно.
Он боялся за свой престиж. Его отношение ко мне изменилось. Если он отменит свое приглашение посланника на вечер, дела плохи.
Одхардахад Саоми. Он отменил приглашение.
Наутро я решил увидеться с посланником в лучшем орготском стиле. Я не пошел к дому Шусгиса, где, должно быть, все кишело ищейками Сарфа, а окликнул его на улице — случайная встреча.
— Господин Ай, не выслушаете ли вы меня?
Он удивленно оглянулся, а узнав меня, забеспокоился, потом сказал:
— Верно ли это, господин Харт? Вы знаете, что я не могу полагаться на ваши слова после Эрхенранга.
Искренне, но и благородно. Он знал, что я хочу предложить ему совет, а не просить его о чем-нибудь, и заговорил, чтобы спасти мою гордость.
Я сказал:
— Это Мишпори, а не Эрхенранг. Но обстоятельства те же самые. Вы не можете убедить сотрапезников объявить о вас по радио, а они не могут убедить вас вызвать корабль. Вы в большой опасности, господин Ай, и опасность станет меньше, если вы вызовете корабль.
— Дебаты сотрапезников, касающиеся моей миссии, хранятся в тайне. Откуда вы об этом знаете, господин Харт?
— Дело моей жизни — знать.
— Но здесь это не ваше дело. Это дело сотрапезников Оргорейна.
— Я говорю, вашей жизни угрожает опасность, господин Ай.
Он ничего не ответил, и я ушел.
Мне следовало поговорить с ним раньше, сейчас слишком поздно. Страх победит и его миссию, и мою надежду. У орготов не хватит разума увидеть действительно великое и нужное. Они смотрят на человека из другого мира и видят… что? Шпион из Кархида, подобный им самим.
Если он немедленно не вызовет корабль, будет слишком поздно, может быть, он уже опоздал.
Это моя вина. Я все делал неверно.
12. О времени и тьме
Из «Сказаний Высокого Жреца Тухулма», книга Йомештского канона, составлено в Северном Оргорейне девятьсот лет назад.
Меше есть центр времени. Момент его жизни, когда он ясно увидел все вещи, наступил тогда, когда он прожил на Земле тридцать лет, после этого он прожил на Земле еще тридцать лет, так что момент прозрения пришелся на центр его жизни. И все века до прозрения длились столько же, сколько будет длиться период после прозрения, которое совпадает с центром времени. И в Центре нет ни прошлого времени, ни будущего. В нем все прошедшее время и все будущее время, все, чего не было, и все, что было.
Ничто не остается невидимым.
Бедняк из Шени пришел к Меше, жалуясь, что у него нет пищи для ребенка его плоти и нет зерна для посева, потому что дожди сгноили его урожай. И весь народ очага умирает с голоду. Меше сказал:
— Выкопай яму на каменистом поле в Туеррене и найдешь там клад из серебра и драгоценных камней. Я вижу короля, закапывающего клад десять тысяч лет назад, когда соседний король совершил на него нападение.
Бедняк из Шени копал на поле Туеррена и там, где указал Меше, нашел клад древних драгоценностей и, увидев его, закричал от радости. Но стоявший рядом Меше заплакал и сказал:
— Я вижу человека, убивающего своего товарища по очагу из-за этих камней. Это будет через десять тысяч лет, и кости убитого будут лежать там, где лежит сокровище. О, человек из Шени, я знаю, где и твоя могила. Я вижу тебя в ней.
Жизнь человека находится в Центре Времени, в момент Прозрения Меше в его глазах. Мы — зрачки его глаза. Наши деяния есть его Прозрение, наше Бытие — его знание.
Дерево Хеммен в сердце Эрненского леса длиной и шириной в сто миль было старым и росло долго. У него было сто ветвей, и на каждой ветви по тысяче прутьев, а на каждом прутике по сто листьев. И дерево сказало:
— Все мои листья видны, кроме одного, который скрывается в тени других. И этот лист я храню втайне. Кто увидит его во тьме моих листьев? Кто сочтет их число?
Меше, проходя по Эрненскому лесу в своих скитаниях, сорвал с дерева этот лист.
Осенью идут дожди, и шли, и будут идти.
Меше видит каждую каплю, которая падала, падает и будет падать.
Отвечая на вопрос лорда Шорта в момент Прозрения, Меше увидел все небо, как будто это было одно солнце. Над землей и под землей все было ярко, как солнечная поверхность, и не было тьмы. Он увидел то, что есть, и то, что было, и то, что будет.
Улетающие звезды, которые забирают с собой свой свет, все, были в его глазах и весь их свет сиял в один момент (Жанндара).
Тьма была лишь в глазах смертных.[1]
1
Это мистическое выражение одной из теорий, объясняющей гипотезу расширяющейся вселенной, впервые предложенной математической школой Сита свыше четырех тысяч лет тому назад и принятое всеми позднейшими космогонистами, хотя метеорологические условия на Гетене не способствуют сбору наблюдательных данных по астрономии. Темп разбегания может быть определен по наблюдению звезд на ночном небе. Дело в том, что если бы вселенная не расширялась, ночное небо не было бы темным.