Не сумев заглушить его, я начал с ним спорить, утверждая, что без Эстравена было бы еще хуже, чем с ним. В конце концов, моя работа — это работа одного человека.
Первый корабль всегда один. Первые известия об Экумене в любой мир приносит лишь один человек.
Он может быть убит, как Пелледж на Таурусе-4, или заключен в сумасшедший дом, как первые три мобиля на Гао, один за другим. Но подобная практика продолжалась, потому что она оказалась действенной.
Один голос, говорящий правду, обладал большей силой, чем флоты и армии, но для этого нужно время, много времени, а времени у Экумена предостаточно. Не спорь, произнес внутренний голос, но я продолжал спорить в молчании и прибыл во дворец на аудиенцию к королю во втором часу, полный спокойствия и решимости. И все улетучилось еще до того, как я увидел короля.
Стражники и чиновники дворца провели меня в приемную по длинным залам и коридорам королевского дома. Меня попросили подождать и оставили одного в высокой комнате без окон. Там я и стоял, одетый соответственно предстоящему свиданию с королем. Я продал свой четвертый рубин. Исследователи сообщили, что гетенианцы высоко ценят эти драгоценные камни, поэтому я захватил их с собой целую сумку, чтобы расплачиваться за все необходимое. Треть полученных денег я потратил на одежду для вечернего парада и сегодняшней аудиенции — все новое: серые брюки, длинная нижняя рубашка, новая шапка, новые перчатки, заткнутые под соответствующим углом за пояс, и новые сапоги. Уверенность в том, что я хорошо одет, увеличила мои спокойствие и решительность. Я спокойно и мужественно смотрел по сторонам.
Подобно всему королевскому дому, комната эта была высока, красна и стара, в ней было холодно, как будто сквозняки дули не из других залов, а из прошедших столетий.
В очаге горел огонь, но тепла он не давал.
Огонь в Кархиде согревает скорее душу, чем тело. Индустриальный век в Кархиде длится уже три тысячи лет, и за эти тридцать столетий кархидцы создали много великолепных экономичных устройств центрального отопления, использующих пар, электричество и другие принципы, но в домах они не устанавливаются.
Возможно, кархидцы не хотят утратить свою естественную приспособленность, подобно арктическим птицам, которые, пожив в тепле, отмораживают затем лапы. Я, однако, тропическая птица, и мне было холодно на улице и холодно в доме. Чтобы согреться, я принялся ходить взад и вперед. Кроме меня и огня в очаге, в приемной почти ничего не было: табуретка и стол, на котором стоял один резной кувшин и древний радиоприемник в резном деревянном корпусе. Он говорил шепотом, и я увеличил громкость, слушая дворцовый бюллетень, сменивший однообразную песню-лай, которая передавалась перед этим.
Кархидцы, как правило, предпочитают слушать новости, а не читать о них. Книги и телевизоры распространены гораздо меньше радио, а газета вообще отсутствует. Я пропустил утренний бюллетень и тут мое внимание привлекло несколько раз повторенное имя. Я теперь перестал расхаживать. Что там было с Эстравеном? Сообщение повторили: «Терем Харт рем ир Эстравен, лорд Эстра в Карме, этим указом лишается своего титула и места в ассамблее королевства и приговаривается к изгнанию из королевства и всех домейнов Кархида. Если через три дня он окажется в королевстве или любом из домейнов, или впоследствии вернется в Кархид, любой подданный обязан предать его смерти без всякого судебного разбирательства. Ни один подданный Кархида не должен разговаривать с Хартом рем ир Эстравеном, впускать его в свой дом или свою землю под угрозой тюремного заключения. Ни один подданный Кархида не должен давать Харту рем ир Эстравену взаймы деньги или вещь и не должен возвращать взятые в долг вещи или деньги под угрозой тюремного заключения и штрафа. Да знают все поданные Кархида, что преступление, за которое Харт рем ир Эстравен осужден на изгнание есть предательство: он открыто под предлогом верной службы королю вел дело к тому, чтобы уничтожить независимость Кархида и подчинить его чужой власти. Он хотел, чтобы Кархид стал подчиненным и зависимым членом некоего Союза народов, утверждал, что подобный Союз существует, хотел ослабить власть короля в Кархиде с выгодой для настоящих и будущих врагов королевства. Одгир из Тува, восьмой час, дворец в Эрхенранге. Аргавен Харт».
Первый мой импульс был прост. Я выключил радио, как будто оно обвиняло меня, и заторопился к двери. Тут я, конечно, остановился и вернулся к столу у очага. Спокойствия и решительности как не бывало, мне хотелось открыть сумку, достать ансибл и послать срочное сообщение. Но я подавил и этот импульс — он был еще глупее первого. К счастью, у меня не оказалось времени для следующих импульсов. Двойная дверь в дальнем конце приемной открылась, появился чиновник: