При имени Пушкина блеснула в моей голове мысль, что передо мною стоит молодой поэт, таланту которого уж сам Жуковский поклонялся, корифей всей образованной молодёжи Петербурга, и я спешил спросить его: «Не Александра ли Сергеевича имею честь видеть перед собою?».
– Меня так зовут, – сказал он, улыбаясь…
«В таком случае, – сказал я по-французски, чтобы не понял нашего разговора Денисевич, который не знал этого языка, – позвольте мне принять живое участие в вашем деле с этим господином и потому прошу вас объяснить мне причину вашей ссоры».
Тут один из ассистентов рассказал мне, что Пушкин накануне был в театре, где, на беду, судьба посадила его рядом с Денисевичем. Играли пустую пиесу, играли, может быть, и дурно. Пушкин зевал, шикал, говорил громко: «Несносно!». Соседу его пиеса, по-видимому, нравилась. Сначала он молчал, потом, выведенный из себя, сказал Пушкину, что он мешает ему слушать пиесу. Пушкин искоса взглянул на него и принялся шуметь по-прежнему. Тут Денисевич объявил своему неугомонному соседу, что попросит полицию вывесть его из театра.
– Посмотрим, – отвечал хладнокровно Пушкин и продолжал повесничать.
Спектакль кончился, зрители начали расходиться. Тем и должна была кончиться ссора наших противников. Но мой витязь не терял из виду своего незначительного соседа и остановил его в коридоре.
– Молодой человек, – сказал он, обращаясь к Пушкину, и вместе с этим поднял свой указательный палец, – вы мешали мне слушать пиесу… Это неприлично, это невежливо.
– Да, я не старик, – отвечал Пушкин, – но, господин штаб-офицер, ещё невежливее здесь и с таким жестом говорить мне это. Где вы живете?
Денисевич сказал свой адрес и назначил приехать к нему в восемь часов утра. Не был ли это настоящий вызов?..
– Позвольте переговорить с этим господином в другой комнате, – сказал я военным посетителям. Они кивнули мне в знак согласия. (…) Признаюсь я потерял ораторского пороху довольно, и недаром. Денисевич убедился, что он виноват, и согласился просить извинения. Тут, не дав опомниться майору, я ввёл его в комнату, где дожидались нас Пушкин и его ассистенты, и сказав ему: «Господин Денисевич считает себя виноватым перед вами, Александр Сергеевич, и в опрометчивом движении, и в необдуманных словах при выходе из театра; он не имел намерения ими оскорбить вас»
– Надеюсь, это подтвердит сам господин Денисевич, – сказал Пушкин. Денисевич извинился… и протянул было руку Пушкину, но тот не подал своей, сказав только: «Извиняю», – и удалился со своими спутниками, которые любезно простились со мною…
И.И. Лажечников. Знакомство мое с Пушкиным.
Дуэль седьмая (1820). С Фёдором Орловым и Алексеем Алексеевым.
Дело происходит уже в Молдавии, куда Пушкин был послан по службе. До того он, после окончания Лицея, высочайшим указом был определён в Коллегию иностранных дел. И вот, за некоторые озорства и провинности, Пушкина перевели из столицы на юг, в кишинёвскую канцелярию наместника Бессарабской области И.Н. Инзова. Новым товарищам по службе не всем показалось приятным общение с ним.
Вот, например, запись в дневнике кн. П.И. Долгорукова за 11 января 1822 года: «Обедал у Инзова. Во время стола слушали рассказы Пушкина, который не умолкал ни на минуту, пил беспрестанно вино и после стола дурачил нашего экзекутора (В.И. Гридякина)». Характеристика Пушкина как человека в высшей степени несдержанного заканчивается словами: «Вместо того чтобы придти в себя и восчувствовать, сколь мало правила, им принятые, терпимы быть могут в обществе, он всегда готов у наместника, на улице, на площади, всякому на свете доказать, что тот подлец, кто не желает перемены правительства в России. Любимый разговор его основан на ругательствах и насмешках, и самая даже любезность стягивается в ироническую улыбку».
Здесь ему всё сходило с рук; жалобы на Пушкина Инзов выслушивал и разбирал в присутствии виновника. Обычным наказанием Пушкина было оставление его без сапог, чтобы тот не мог выйти на улицу и натворить ещё чего-нибудь.
Да, в эту кишинёвскую осень Пушкин вызвал на дуэль сразу двоих – заслуженных ветеранов войны, полковников, героев войны двенадцатого года.
Причина: Пушкин, братья Михаил и Фёдор Орловы, Иван Липранди и Алексей Алексеев играли в бильярд и пили жжёнку* в одном из трактиров Кишинёва. Захмелевший поэт задирал игроков и мешал игре. Орлов и Алексеев выговорили Пушкину за это. Есть довольно красочное описание этого случая, сделанное анонимным свидетелем: «Пушкин засмеялся над Фёдором Орловым, тот выкинул его из окошка; (Пушкин был небольшого роста, Фёдор Орлов – великан, силач, из породы знаменитых Орловых XVIII века, одноногий после войны). Пушкин вбежал опять в биллиард, схватил шар и пустил в Орлова, попав ему в плечо. Орлов бросился на него с кием, но Пушкин выставил два пистолета и сказал: убью. Орлов отступил».