– Совсем ты оторвался от жизни, как я погляжу, – бывало, говорил Карабасов, сторожко присаживаясь на ящик изпод вина. – Ну чего ты себя мучаешь, малохольный ты человек?! Ну кому сейчас нужны твои грезы, кроме специалистов из КГБ? Вот бери пример с меня: никакой философии, помимо поведенческой, бытовой, и поэтому налицо полное процветание!..
– Кто любит попа, а кто попову дочку, – хмуро отвечал ему Капитонов.
1980 году он закончил свою коренную работу, которую назвал «Новой монадологией», отнес в издательство «Мысль» и получил резкую отповедь сразу от нескольких рецензентов. В результате редактор вернул ему рукопись и сказал:
– Вы, честное слово, прямо как на луне живете! В мире свирепствует идеологическая борьба, а вы тут лейбницевщину разводите, подсовываете нам учение о монадах!.. Да уже за одно то, что вы везде приплетаете бога как источник вторичной нравственности, вас на порог допускать нельзя! Скажите спасибо, что вы живете в такое время, а то бы ваш опус быстренько оценили как вылазку, и будьте здоровы – прямым ходом на Колыму!
Делать было нечего: Капитонов забрал свою рукопись и с месяц пропьянствовал то в компании с Карабасовым, то один. О философии они больше не говорили; они преимущественно варьировали ту тему, что Россия – богооставленная страна.
– Эмигрирую я, к чертовой матери! – говорил Капитонов. – Надоело мне до смерти это царство негодяев и дураков!
– И глупо сделаешь, – предупреждал его Карабасов. – Мыслить у нас, конечно, не рекомендуется, но зато у нас интересно жить. Вот был я в семьдесят четвертом году в цивилизованной Югославии – ну все у них разрешается, хоть на голове ходи, но при этом невыразимая скукота!..
И вот как-то под вечер в котельную к Капитонову заявляется вроде бы иностранец, то бишь и физиономия у него почему-то была среднерусская, и выговор среднерусский, но одет он был как форменный иностранец. Заявляется эта личность и просит разрешения познакомиться с «Новой монадологией» на предмет ее издания за границей. Капитонов поинтересовался из праздного любопытства, дескать, каким же образом про нее пронюхала Западная Европа, на что иностранец ему отвечает: приятные новости распространяются со скоростью электричества. Капитонов немного покобенился перед гостем, втайне борясь со своим рудиментарным гражданским чувством, а потом вручил ему рукопись и даже заставил выпить стакан портвейна.
Что-то через неделю в котельной опять появляется давешний посетитель; он вернул Капитонову рукопись и сказал:
– Эта философия на Западе не пойдет. Помилуйте, у вас там бог упоминается как источник вторичной нравственности, а первичная нравственность у вас получается субстанция, абсолют. Нет, христианский мир этого не поймет.
Капитонов, конечно, опять запьянствовал; Карабасов, как правило, деливший с ним горькую чашу, постоянно его подначивал с победным выражением на лице:
– Ну что, по-прежнему собираешься эмигрировать, отщепенец?
– Так точно, – сообщал ему Капитонов.
– А куда ты, собственно, собираешься эмигрировать, в Антарктиду?
– Я знаю, куда, не твоя печаль…
Вечером 21 января 1981 года Карабасов не нашел своего друга в котельной и явился к нему домой. Дверь в квартиру почему-то была открыта; Карабасов осмотрел горницу, спальню, кухню, а затем заглянул в ванную комнату и вот что ему открылось: Капитонов лежал в сухой ванне голый и был аккуратно по соски неприятно-розоватого цвета, точно его покрасили акварелью; вены на обоих запястьях были разрезаны и зияли.
– Надул-таки, эмигрант хренов… – сказал Карабасов и некрасиво взрыднул, как если бы поперхнулся.
ЦЕНТРАЛЬНО-ЕРМОЛАЕВСКАЯ ВОЙНА
На самом деле пресловутая загадочность русской души разгадывается очень просто: в русской душе есть все. Положим, в немецкой или какой-нибудь сербохорватской душе, при всем том, что эти души нисколько не мельче нашей, а, пожалуй, кое в чем основательнее, композиционней, как компот из фруктов композиционнее компота из фруктов, овощей, пряностей и минералов, так вот при всем том, что эти души нисколько не мельче нашей, в них обязательно чего-то недостает. Например, им довлеет созидательное начало, но нет духа всеотрицания, или в них полным-полно экономического задора, но не прослеживается восьмая нота, которая называется «гори все синим огнем», или у них отлично обстоит дело с чувством национального достоинства, но совсем плохо с витанием в облаках. А в русской душе есть все: и созидательное начало, и дух всеотрицания, и экономический задор, и восьмая нота, и чувство национального достоинства, и витание в облаках. Особенно хорошо у нас сложилось с витанием в облаках. Скажем, человек только что от скуки разобрал очень нужный сарайчик, объяснил соседу, почему мы победили в Отечественной войне 1812 года, отходил жену кухонным полотенцем, но вот он уже сидит у себя на крылечке, тихо улыбается погожему дню и вдруг горит: