На вампира это не произвело впечатления; его темные глаза засияли яростью.
— Если горгулья — вор, я его отыщу. И обещаю, он не вернется.
Она проглотила тяжкий вздох.
Часть ее будет всегда ценить в Элайдже яростное желание защитить ее. Но она устала ждать, когда он увидит в ней взрослую женщину, которая более чем способна сама позаботиться о себе. Она делала это в течение долгого времени.
— Я хочу, чтобы он вернулся.
— Que? — вампир потребовал с явным раздражением. — Он уже украл твой амулет… кто знает, что он может украсть в следующий раз?
— Мне плевать на амулет. — Она прикусила нижнюю губу. — Я беспокоюсь о причине, по которой Леве его забрал.
Элайджа пожал плечами.
— Он может заложить его за немалые деньги. Низшие демоны часто используют воровство, чтобы прокормить себя.
— Не будь ты таким снобом, — упрекнула она, рассеянно накручивая золотой локон на палец.
Это была привычка, которую она приобрела, когда была совсем молодой девушкой, и полагала, что найдет своего Прекрасного Принца и осядет, чтобы родить десяток-другой маленьких голубоглазых нимф. Привычка единственное, что осталось от той глупой, идеалистической маленькой девочки.
— Леве приехал в Париж с определенной целью. И у меня есть ощущение, что он надеется, что амулет поможет достигнуть этой цели.
Он осторожно забрал локон с ее пальца и заправил за ухо.
— Если тебя не заботит кража амулета, то почему ты обеспокоена?
— Я беспокоюсь, что Леве навредят, — пробормотала она, борясь с желанием прижаться щекой к его руке. Словно кошка, требующая ласки. — Когда я повстречала его возле башни, он был атакован двумя большими горгульями, которым явно не нравился.
Температура не понизилась, но Валла могла поклясться, что она увидела пары своего дыхание.
— Mère de dieu, — прорычал Элайджа, он схватил ее за подбородок и заставил смотреть в его темные глаза. — Ты же не была настолько глупа, чтобы вмешаться, не так ли?
Она вся напряглась, прищурив глаза. Она готова была взорваться.
— Глупа?
Он упустил опасную нотку в ее голосе. Глава клана может и хитрый, смертельно опасный хищник, который с помощью грубой силы правит большей частью Франции, но он по-прежнему просто мужчина.
Бестолковый.
— Валла, чистокровные горгульи, не только одни из самых опасных демонов, которые ходят по земле, но еще они безжалостны, аморальны и рады убивать невинных.
— Я не полная идиотка, Элайджа, — сказала она, специально произнося слова медленно. — Я знаю, что горгульи опасны.
Он сжал челюсти, как будто борясь с желанием схватить ее и перекинуть через плечо, и затащить в свое логово для защиты.
Предсказуемо.
Он будет счастлив только когда запрет ее где-нибудь, чтобы больше не беспокоиться.
— Тогда зачем подвергаешь себя риску?
— Я увидела существо, попавшее в беду, поэтому я сделала то, что, по моему мнению, было необходимо. — Она встретила его горящий взор, не дрогнув. — Кроме того, я не подвергалась опасности. Я выпустила несколько стрел из кустов.
— Думаешь, куст защитил бы тебя от горгулий?
Она убрала прочь его руку, досадуя, что даже когда была в ярости на этого вампира, она все еще жаждала его прикосновения.
— Разговор окончен.
— Валла…
— Нет. — Она ткнула пальцем в его до неприличия красивое лицо. — Я не ребенок, чтобы мне указывали, что я могу или не могу делать.
Холод остался, но в нем больше не ощущалось гнева.
Вместо этого куда более опасная эмоция завихрилась в воздухе, пока он, не отрываясь, изучал ее лицо, заставляя ее сердце, казалось, выпрыгивать из груди.
— Поверь мне, я никогда не принимал тебя за ребенка.
Она открыла, было, рот, чтобы перечислить несметное количество раз, когда он пытался нянчиться с нею, но слова так и остались невысказанными, когда он решительно обхватил ладонью ее лицо и поцеловал ее.
Или же если быть точнее, он поглотил ее.
Она схватилась за его предплечья, когда его язык проскользнул меж ее губ, сплетаясь с ее собственным, в то же время он перемещал ее, пока она спиной не уперлась в стойку…
У него был вкус неприрученной мужской силы и роскошной чувственности. И это вкус моментально стал ее пагубным пристрастием.
Стон вырвался из ее груди, когда его все увеличивающийся от возбуждения орган уперся в низ ее живота, его клыки вытянулись на всю длину.
Тепло разливалось из средоточия ее женственности, окутывая все ее тело негой.
Вот… дерьмо, она просто таяла в его руках.
И она никогда еще не испытывала ничего более поразительного.