- Я и Алекса, - забормотал Горецки, - находились в некоторых отношениях... Она посылала смешанные сигналы, которые могли быть двояко истолкованы...
- Прекращай это дерьмо, парень, - сказал дядя. - Зачем племянница общалась с таким, как ты, я не знаю, пусть это остаётся на её совести, но факта сексуального преследования не опровергнуть.
- Простите, сэр, это надо ещё доказать, - сказал юрист-алкоголик.
- Докажем, Алекса Хепворт - единственный свидетель.
- Ещё есть Майк Бьорнстад Хаген.
- Вряд ли он будет говорить что-то против себя.
Юрист наклонился к Горецки. Выслушав его, тот быстро выпрямился:
- Я принимаю ваше предложение.
Дядя Ховелл, выдерживая паузу, поднялся, прошёл до своего кресла. Делал он это нарочито медленно, вынуждая Горецки нервно постукивать пальцами по столешнице. Так же медленно дядя налил себе виски (алкоголик из Агреста громко сглотнул) и поднял взгляд на Горецки:
- Я что-то напутал. У меня нет пятидесяти тысяч. Есть только сорок. Ну и гарантия, что Майк будет в тюрьме.
После некоторых сомнений, Горецки согласился и подписал всё. Он и его вельветовый юрист вышли. А дядя, дождавшись, когда затихнут шаги в коридоре, засмеялся:
- Ну и дурак же он. Полмиллиона бы точно вытянул из этой лотереи.
- Если мы можем обыграть Горецки, зачем нам входить с ним в соглашения? - спросила Лекса.
- Видишь ли, то, что сделал Хаген, всё равно остаётся серьёзным преступлением. Говорю же, если не взять Горецки под свой контроль, он нас разорит. Нам повезло, что Горецки туповат.
- Жопоголовый, - мстительно вставила Лекса.
- Плюс репутационные убытки. Представь, что будут думать люди, узнав, что наши сотрудники избивают клиентов до полусмерти? А этот Майк серьёзно его покалечил. Если честно, наше дело настолько хлипко склеено, что мы обязаны взять его в свои руки, чтобы оно не рассыпалось и не придавило нас обломками.
Это был серьёзный деловой урок, ведь дядя сбил цену с пятнадцати миллионов до сорока тысяч...
И вот теперь, стоя напротив счастливо улыбающегося Хагена, Алекса чувствовала себя отвратительно. Хуже, чем после выпускного, когда очнулась наутро в постели с тем парнем, которого презирала все годы учёбы. Хаген даже чем-то напоминал его: такой же несуразный, наивно влюблённый. Стоял и ждал, чего же такого интересного расскажет ему обожаемая Лекса?
Она же хотела крикнуть: «Беги, беги прямо сейчас, уезжай из города, из штата. Уезжай туда, где тебя не найдут!» Но вместо этого набрала побольше воздуха и принялась строго отчитывать, выкладывая строчка за строчкой тот текст, что её заставили выучить юристы. Зачитала пункты договора, упомянула, что Хаген по собственной воле вступил в конфликт с уважаемым клиентом DigiMart Грегором Горецки.
- Но я... ты... - Хаген даже не мог вымолвить ни слова, изумлённый то ли обвинениями, то ли тем, что Горецки назвали «уважаемым». Тот же был болью в заднице для всех сотрудников DigiMart.
Не глядя на Хагена, Лекса неумолимо продолжала утверждать, что конфликт хоть и проходил на территории компании, но являлся исключительно личным делом Майка и Грегора. В случае необходимости она сможет подтвердить это в суде.
- Но ты же видела... - Майк пропустил упоминание о суде. - Он же тебя... Он же напал на тебя!
- Я видела то, что видела, мистер Хаген, сэр. И не побоюсь повторить это в суде. Вы едва не убили этого муд... этого несчастного.
Только сейчас Алекса заметила, что Хаген был одет в какой-то крутой то ли плащ, то ли куртку. И выглядел менее придурковато, чем обычно. Или это в ней так играло чувство вины, приукрашивая Майка?
Отгоняя эти мысли, она перешла к тому, что ознакомила Хагена с решением о его увольнении, а также о штрафе за действия, порочащие кодекс чести сотрудника DigiMart. В качестве компенсации репутационных потерь из жалования Хагена вычитался штраф... который почти равнялся самому жалованию. Также Хагену выдавалась плохая рекомендация, где его характеризовали, как личность с неустойчивым поведением, даже опасным для работы в сервисных предприятиях.
- Очень жаль, мистер Хаген, но мы обязаны указать в личном деле эпизод вашего немотивированного нападения на Грегора Горецки.
Лекса говорила всё это как заведённая, а сама мысленно повторяла:
«Господи, какая же это чушь... Мы сделали из Майка какого-то маньяка, хотя он был самым безобидным человеком на свете. Мы отдаём его на съедение. Теперь на стороне Горецки не мускулы и наглость, а кое-что что посильнее: окружной суд».
Лекса вдруг вскрикнула и отпрянула. Она так забылась, что не заметила, как Хаген положил ей руку на плечо: