– А вот не боюсь, – весело ответил Локи, вновь делая глубокую затяжку. – Я этим на людях не грешу, знаешь ли. А если бы и был кто-то рядом, что с того? Ты видел вообще, что Дэвид Блэйн делает? Мой огонек на кончике пальца – пшик в сравнении с его уличной магией!
– А он случайно… – протянул Карн и внимательно посмотрел на Локи.
– Бог? – брови скандинава смешно выгнулись дугами. – Да чур тебя, окаянный! Ифрит он сраный! Хотя в своем деле – мастер, не поспоришь. Это, кстати, его фишка. Мимикрия. Понял?
– Честно – нет, – признался Карн.
– Их Ангелы истребляют наравне с нами, – пояснил Локи. – Потому что духи стихий – потомки первых богов. Сильные твари. И очень хитрые. Но не суть. Их народ на грани вымирания, скажем так – в «Красной книге». Большинство прячется, а вот Дэвид (кстати, его настоящее имя – Дэви) придумал другой способ спастись от ангельского Гестапо. Знаешь такую поговорку, если хочешь что-то хорошенько спрятать…
–… положи на самое видное место, – без труда закончил Карн. Теперь парень все понял. – Значит, он так прячется – у всех на глазах?
– А кто будет искать опального духа среди телевизионных звезд? – хохотнул Локи. – Да его весь мир в лицо знает! С внезапно вспыхнувшей тягой людей ко всему потустороннему многим из нас стало легче. А ну, сколько всяких гадалок и медиумов приходится на квадратный метр? Тут чуть ли не каждый второй – ведьмак потомственный! Как там в «Спиздили» было: не стоит недооценивать предсказуемость человеческой тупизны.
– Так Ангелы что же, совсем не ищут вас среди этих… целителей и волшебников? – Карн едва докурил свою сигарету до половины, а Локи уже прятал пустой мундштук в карман.
– Искали поначалу, потом плюнули, – ответил бог огня с задумчивой улыбкой. – Слишком много затрат, а толку – Гарм наплакал. У них ведь какая бухгалтерия, они счета свои банковские до семнадцатой цифры после запятой просчитывают! В Гелиополисе целое здание для этого отстроили.
Карн многозначительно покивал, не особенно вдумываясь в последние слова древнего бога. Он с детства любил историю, но теперь оказалось, что все это – мишура. Не то, чтобы ему было сложно отказаться от привычной картины мира, просто нужно было время. Ведь по идее Тот должен был наставлять и учить Странника десятилетиями, прежде чем он смог бы проявить себя, встать на путь своего предназначения. У Древних десятилетий не было, а потому Карн постигал премудрости реального положения вещей экстерном, что было крайне утомительно для уже начинавшего запекаться рассудка.
Они прошли мимо здания университета, которому Карн в свое время отдал пять лет жизни. И ни о чем не жалел, ведь это были самые безумные ночи и самые похмельные рассветы! А потом ему вспомнилось, как один его друг решил получить степень кандидата наук. Что самое смешное – филологических. У Карна этот факт всегда вызывал безудержное веселье. Ну, то есть суть диссертаций по любой другой специальности он еще мог понять. Технари, например, изобретают всякие интересные штуки, порой – реально полезные. Айтишники пишут проги, опять же порой – практически значимые. Физики отправляют нас в космос, биологи совершенствуют наши тела. Все это, конечно, в идеале, и тем не менее.
Но что нам дают диссертации по филологическим дисциплинам? В частности – по литературе (друг Карна защищался именно по литературе, русской). Что до нас хотел донести писатель в своем произведении? Как эволюционировал его взгляд на мир от одного романа к другому? Как совершенствовалось его художественное мастерство? Как мы, дураки, уже который десяток лет не понимаем его гениальности? Но ведь все это – дичь полнейшая!
«Чудное мгновение» Пушкина проанализировано и переанализировано тысячи раз, и все восхищаются глубиной образов, искренностью чувств поэта! Того самого, который после ночи с Керн (которой эти строки посвящены) в письме Вульфу (который побывал в Анне после Сергеича) обозвал ее «вавилонской блудницей». Какая к черту искренность! Сергеич знал, чего хочет и еще лучше знал, как это получить.
Да и вообще, разумно ли пытаться влезть в голову писателя? Если шире – творца? Ведь еще в школе на уроках литературы детишки не зря спорят до посинения, потому что у многих взгляды расходятся. И ведь каждый по-своему прав. Это творчество, полет фантазии, обусловленный эмоциями и чаще всего – откровенно приземленными желаниями (страсть, деньги, слава – нужное подчеркнуть). И где тут наука, если нельзя быть объективным? А главное, что пользы – никакой. Карн честно уважал своего друга, ценил его за блестящий интеллект и откровенно быдлядский юморок, но стремления к кандидатсву не понимал.