– Колесо Таро – это колесо Дхармы, – тихо сказала Мама Сутра, когда Дрейк закончил свой монолог. – А также колесо Галактики, которое тебе кажется слепым механизмом. Оно катится, как ты говоришь, независимо от того, что мы думаем или делаем. Я же принимаю Смерть как часть Колеса, и принимаю твое неприятие как еще одну его часть. Я не в состоянии контролировать ни то, ни другое. Могу лишь повторить мое предостережение: отрицая Смерть, ты обрекаешь себя на то, что в конце концов встретишься с ней в самой отвратительной ее форме. Это не ложь, так действительно устроено Колесо.
Дрейк допил кофе и странно улыбнулся.
– Знаешь, – сказал он, – в моем презрении ко лжи есть элемент той самой сентиментальности и глупого идеализма, которые я же и отрицаю. Наверное, я стану более успешным, если больше никогда не буду говорить столь откровенно. Не исключено, что, когда ты услышишь обо мне в следующий раз, я прославлюсь как филантроп и благодетель человечества. – Дрейк задумчиво раскурил сигару. – И это будет правдой даже в том случае, если твой мистицизм Таро все-таки верен. Если Смерть так же, как и все остальное, необходима Колесу, значит, я ему тоже необходим. Ведь Колесо, возможно, лопнет, если мой мятежный дух не будет уравновешивать твой дух, принимающий все на свете. Подумай об этом.
– Тут ты прав. Вот почему я тебя предостерегаю, но не сужу.
– Значит, я, как говорил Гёте, «часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо»?
– Постарайся помнить об этом, когда в самом конце на тебя опустится Темная Ночь Самаэля.
– Очередное лицемерие, – заметил Дрейк, возвращаясь к прежнему циничному тону. – Я стремлюсь к злу и достигну зла. Колесо со всей его гармонией, равновесием и всеисцеляющими парадоксами – просто очередной миф слабых и проигравших. Один сильный человек способен остановить это Колесо и разломать его на куски, если, конечно, осмелится рискнуть.
– Может быть. Даже мы, изучающие Колесо, не знаем всех его секретов. Некоторые считают, что индивидуальный дух, который в ходе истории постоянно возрождается, потому что так предопределено, в конце концов восторжествует. Возможно, сейчас последнее столетие земных смертных и уже в следующем столетии наступит эра космического бессмертия. Никто из нас не может предсказать, что произойдет, когда Колесо остановится. Возможно, будет «хорошо», или «плохо», или даже, говоря словами твоего любимого философа, мы окажемся по ту сторону добра и зла. И это другая причина, по которой я тебя не сужу.
– Слушай, – неожиданно эмоционально сказал Дрейк, – ведь мы оба лжем. Дело не в философии и не в космосе. Просто я не могу спать по ночам, и ни одно из испробованных мной традиционных «средств» мне не помогало, пока я не начал помогать себе сам, систематически восставая против всего, что казалось мне сильнее меня.
– Я знаю. Я только не знала, что причиной была бессонница. Причиной могли быть ночные кошмары, или приступы головокружения, или импотенция. Нельзя исключать, что сцены, которые ты видел под Шато-Тьери, продолжают жить в твоей памяти, заставляя тебя пробуждаться от сомнамбулического сна, в который погружены все остальные лунатики на улицах. Ты пробуждаешься и видишь, что стоишь над бездной. – Она показала пальцем на Дурака и собаку у его ног. – А я – эта маленькая собачка, которая лаем предупреждает тебя о том, что ты все еще можешь выбрать путь правой руки. Ты можешь пересмотреть свое решение, пока не пересек бездну.
– Но карты говорят, что на самом деле у меня очень мало выбора, особенно в этом мире, который собирается выходить из кризиса.
Мама Сутра улыбнулась, и в ее улыбке не было ни прощения, ни осуждения.
– Сейчас не лучшее время для святых, – спокойно согласилась она. – Два доллара, пожалуйста.
Джордж, не делай глупостей. Сейчас Голландцу все ясно. Капоне, Лучано, Малдонадо, Лепке и все остальные боятся Винифреда и всей вашингтонской компании и планируют заключить сделку. Его смерть – часть этой сделки. Они считают Орден удобным механизмом для международных контактов и незаконной торговли. Болваны не понимают, что бесполезно вести переговоры с позиции страха; они оказались слишком глупыми, не удосужившись проштудировать Учение по-настоящему: Страх – это поражение. Стоит тебе испугаться легавых – и ты проиграл. Но легавый исчез. «Что вы с ним сделали?» – закричал он, обращаясь к больничной стене.