От роковой ошибки, как я понял гораздо позже, меня спасла Фанни. После Уоррик-стрит, где у меня кончилась аренда, я перебрался на квартиру в Бруклине, всего в каких-нибудь шести-семи кварталах от Делии. Так получилось. Манхэттенские цены кусались, а все дома по другую сторону Гудзона почему-то оказывались в непосредственной близости от моей жены. В результате я снял обшарпанную «двушку» в районе Кэрролл-Гарденс, дешевую, а главное, с двумя кроватями — для меня и для Дэвида. Теперь он проводил со мной две-три ночи в неделю — уже хорошо, если бы не опасное соседство Делии. Стоило мне снова оказаться в ее орбите, как я в очередной раз дал слабину. На мою беду, Мария уехала из города на пару месяцев, а Сакс отправился в Лос-Анджелес писать сценарий по «Новому колоссу» — независимый продюсер, купивший права на экранизацию, пригласил его в Голливуд поработать вместе с профессиональным сценаристом. К этому я еще вернусь, а пока хочу сказать, что я остался в Нью-Йорке один, без всякой поддержки. На кону стояло мое будущее, и мне позарез нужен был человек, с которым я бы мог посоветоваться.
В один из таких дней мне позвонила Фанни и пригласила на ужин. Я ожидал, что это будет обычная вечеринка, но оказался единственным гостем. Вот так сюрприз. За все годы знакомства мы никогда не оставались вдвоем — разве что Бен на пару минут мог отлучиться из комнаты, — и разговоры всегда были общие, втроем. Я к этому привык и другой ситуации себе не представлял. Фанни давно превратилась для меня в недосягаемый идеал, поэтому казалось естественным, что мы с ней общаемся не напрямую, а через посредников. Мы друг другу явно симпатизировали, но при этом в ее обществе я чувствовал себя немного не в своей тарелке. От внутреннего зажима я вдруг распоясывался, рассказывал дурацкие анекдоты, каламбурил невпопад — словом, чтобы скрыть свою растерянность, изображал из себя рубаху-парня. Мне самому было стыдно. Я ведь не весельчак и не балагур и больше ни с кем не позволяю себе такого. Я не мог не понимать, что создаю ложное впечатление о себе, но только в этот вечер я понял, почему так маскировался в ее обществе. Есть вещи, о которых опасно даже помыслить.
Она встретила меня в белой шелковой блузке, загорелую шею украшало ожерелье из белого жемчуга. Она заметила, что я озадачен отсутствием других гостей, но никак это не прокомментировала — дескать, нет ничего странного, могут же старые друзья поужинать вдвоем. С ее стороны, возможно, это так и выглядело, но никак не с моей. Я спросил, не связано ли ее приглашение с необходимостью обсудить что-то важное. Оказалось — нет. Ей просто захотелось меня увидеть. После отъезда Бена она много работала и вчера утром, проснувшись, подумала, что хорошо бы нам увидеться. Вот и все объяснение. Она соскучилась и позвала меня в гости.
Мы начали с аперитива в гостиной — и, разумеется, с Бена. Я сказал о письме, которое получил от него неделю назад, а Фанни упомянула об их недавнем телефонном разговоре. Она не верила в реальность киношного проекта, но Бену за сценарий хорошо платили, а деньги никогда не бывают лишними. В их вермонтском доме давно пора менять крышу, пока она не обрушилась. Поговорили о Вермонте, а может, о ее музее, уже не помню. Но когда мы сели за стол, речь уже шла о моей книге. Дело подвигается, сказал я, но медленнее, чем прежде, так как несколько дней в неделю я полностью посвящаю сыну. Живем как два старых холостяка: ходим по квартире в разношенных тапочках, по вечерам философствуем у камелька с бренди и сигарой.
— Холмс и Ватсон, — заметила она.
— К этому идет. Правда, беседы в основном вертятся вокруг подгузников, но со временем, не сомневаюсь, темы расширятся.
— Менять подгузники — в жизни бывают вещи и похуже.
— Бывают, а разве я жалуюсь?
— Ты уже познакомил его со своими подружками?
— Например, с Марией?
— Например.
— Хотел познакомить, но все как-то не складывается. Наверно, не так уж я этого хочу. Боюсь, она его только озадачит.
— А что Делия? Встречается с другими мужчинами?
— Думаю, да. В свою личную жизнь она меня особенно не посвящает.
— И правильно делает.
— А может, я ошибаюсь. Мой переезд в их район, кажется, ее очень обрадовал.
— Господи, уж не поощряешь ли ты такие настроения?
— Трудно сказать. Во всяком случае, заводить другую семью я пока не собираюсь.
— Питер, не надо жертвовать собой ради сына. Вернешься к ней, потом возненавидишь себя за это. Превратишься в старого брюзгу.
— Уже понемногу превращаюсь.
— Глупости.
— Нет, я стараюсь держаться, но, когда ты заварил такую кашу, трудно относиться к себе без иронии.
— Это чувство ответственности тебя разрывает.
— Когда я один, говорю себе, что должен был остаться с ними. Когда я у них, говорю себе, что должен уйти.
— Это называется «амбивалентность».
— В том числе. Если ты настаиваешь на этом термине, я не возражаю.
— Или, как говаривала бабушка моей матери: «Твой отец был бы замечательным, если бы он был другим человеком».
— Ха!
— Вот именно. Целая сага о душевной боли и страданиях в одном предложении.
— Брак — это трясина. Самообман длиною в жизнь.
— Просто ты еще не встретил «ее». Наберись терпения.
— Ты хочешь сказать, я не знаю, что такое настоящая любовь. А когда узнаю, жизнь откроется мне по-новому. Спасибо на добром слове. Ну а если не случится? Что, если моему пасьянсу не суждено сойтись?
— Сойдется, даю гарантию.
— Почему ты так уверена?
Фанни, помедлив, положила столовые приборы и, подавшись вперед, взяла меня за руку.
— Ты ведь меня любишь?
— Еще бы.
— И всегда меня любил, правда? С тех пор, как увидел, да? Любил все эти годы и продолжаешь любить?
Потупив от смущения глаза, я осторожно высвободил руку.
— Это что, исповедь под дулом пистолета?
— Я это к тому, что ты сделал неправильный выбор.
— Тебе напомнить? Ты была замужней женщиной и потому не входила в список кандидаток.
— Я не говорю, что ты должен был именно на мне жениться. Просто ты не должен был жениться на Делии.
— Фанни, по-моему, ты ходишь кругами.
— А по-моему, все предельно ясно. Ты просто не хочешь меня понять.
— В твоих рассуждениях есть маленький изъян. Да, женитьба на Делии была ошибкой. Но тот факт, что я люблю тебя, еще не означает, что я могу полюбить кого-то другого. Может, ты для меня единственная в своем роде? Вопрос гипотетический, но существенный. Если это так, то все твои рассуждения лишаются смысла.
— Питер, в жизни все сложнее.
— А как же вы с Беном? Хочешь сказать, что ты исключение из правил?
— Не хочу.
— А это как прикажешь понимать?
— Неужели я должна для тебя все разжевывать?
— Прости, но что-то я запутался. Если бы передо мной сидела не ты, а другая женщина, я бы решил, что меня пытаются соблазнить.
— А ты бы возражал?
— Фанни, что ты такое говоришь! Ты замужем за моим лучшим другом.
— Бен тут ни при чем. Это касается только нас с тобой.
— Еще как при чем.
— А что, по-твоему, Бен делает в Калифорнии?
— Пишет сценарий для фильма.
— Пишет сценарий для фильма и трахает девушку Цинтию.
— Я тебе не верю.
— А ты позвони ему и спроси, чтобы развеять все сомнения. Так прямо и спроси: «Фанни говорит, что ты трахаешь девушку Цинтию, это правда, старик?» Он ответит без околичностей, не сомневаюсь.
— Зря мы затеяли этот разговор.
— А заодно поинтересуйся ее предшественницами. Грейс, Норой, Мартиной, Валери. Это первые имена, которые пришли мне в голову, но, если ты дашь мне минуту на размышление, я продолжу список. Питер, твой лучший друг — первостатейный блядун. А ты не знал?
— Нехорошо так о нем говорить.
— Я просто излагаю факты. Ты думаешь, он это делает втихаря? Так вот, я в курсе. У него полная свобода действий. Как и у меня.
— Зачем тогда жить вместе? Если все это правда, почему вы не разведетесь?