Телефон был выключен. Стоило только его включить, и он так затрезвонил, что Сакс подскочил от неожиданности. Поднимать трубку он не стал, а просто решил подождать, пока гудки смолкнут. Ждать пришлось долго — чуть ли не двадцать звонков. Когда телефон наконец замолчал, Сакс схватил трубку и набрал номер Марии Тернер в Нью-Йорке. Теперь, когда встреча с Лилиан состоялась, он больше не мог откладывать этот разговор. Пора внести ясность, а главное, облегчить совесть. Он должен с Марией объясниться, принести ей извинения за свой внезапный отъезд.
Сакс предполагал, что она может на него сердиться, но к такому холодному душу он не был готов. Услышав его голос, Мария разразилась бранью, и самыми мягкими именами, которыми она его наградила, были «идиот», «сволочь» и «подлый обманщик». Он никогда не слышал, чтобы она с кем-нибудь так разговаривала, ее возмущение достигло таких пределов, что несколько минут он не мог слова вставить. Сакс был раздавлен. Молча стоя под этим шквальным огнем, он только сейчас осознал то, чего по своей душевной близорукости не понял раньше. Мария влюбилась, и распекала она его не как друг, которому он дал повод (сбежал и даже толком не поблагодарил), а как оскорбленная женщина, брошенная им ради другой. То, что этой «другой» оказалась ее ближайшая приятельница, лишь усугубляло ситуацию. Когда Саксу все же удалось вклиниться, он попытался развеять ее подозрения. Меня сюда привели иные мотивы, сказал он, между мной и Лилиан ничего нет и не могло быть, — но прозвучало это не слишком убедительно, и к прочим его титулам добавился еще один — «наглый лжец». Они, скорее всего, разругались бы насмерть, если бы Сакс вовремя не прикусил язык, и под конец ее гордость одержала победу над гневом, и поток обвинений сам собой иссяк. Она вдруг начала над ним смеяться, а заодно и над собой, потом без всякого перехода разрыдалась, и тут Саксу сделалось совсем скверно, едва ли не так же, как ей. Но вот буря немного улеглась, и разговор вошел в нормальное русло. Никаких особых результатов он не дал, но из него, по крайней мере, ушла враждебность. Мария просила его позвонить Фанни — просто сообщить, что он жив, — но Сакс сказал «нет». Пришлось бы рассказать ей про Димаджио, а он не хочет ставить ее под удар. Чем меньше она знает, тем для нее спокойнее. Зачем без надобности впутывать ее в эту историю? Затем, что она твоя жена, резонно заметила Мария. Полчаса они ходили по кругу, тщетно пытаясь переубедить друг друга. Такие слова, как «морально» и «аморально», теряют всякий смысл на фоне субъективных оценок и произвольных интерпретаций. К чему был весь этот спор? С таким же успехом каждый сразу мог оставить свое мнение при себе. Мария первая не выдержала:
— С тобой говорить бесполезно. Ты меня не слышишь.
— Я тебя слышу, — возразил Сакс, — просто я с тобой не согласен.
— Бен, ты только усложняешь себе жизнь. Чем больше ты замыкаешься в своей раковине, тем труднее будет тебе из нее выйти.
— Я не собираюсь из нее выходить.
— Кто знает. Если они тебя выследят, тебе придется выйти из раковины.
— Никогда они меня не выследят. Разве что ты меня сдашь, но, думаю, ты этого не сделаешь. Я ведь могу на тебя рассчитывать?
— Да, ты можешь на меня рассчитывать, но я не единственная, кто в курсе твоих дел. Теперь и Лилиан все знает, а я не поручусь, что она будет держать язык за зубами.
— Она не проболтается. Это не в ее интересах. Она слишком много может потерять.
— Ты говоришь о здравом смысле, но это Лилиан. У нее мозги устроены иначе. Она играет по другим правилам. Если ты этого еще не понял, тебя ждут серьезные неприятности.
— Ну, с неприятностями у меня полный порядок. Одной больше, одной меньше.
— Бен, уезжай, все равно куда. Садись в машину и, пока Лилиан не вернулась, — подальше от этого дома.
— Не могу. Раз уж ввязался, должен закончить. Это мой шанс, я не могу его упустить из-за каких-то призрачных страхов.
— Тебя затягивает в омут.
— Уже затянуло, и теперь я хочу из него выбраться.
— Есть более простые способы.
— Только не для меня.
На другом конце линии повисла долгая пауза, слышалось прерывистое дыхание. Когда Мария снова заговорила, голос ее дрожал:
— Не знаю, жалеть тебя или вопить от бессилия.
— Не надо ни того, ни другого.
— Ну да. Я просто должна выкинуть тебя из головы, ты это хотел сказать? Тоже выход.
— Тебе решать, Мария.
— Само собой. Тебе тоже — вылезать из омута или еще глубже в него погружаться. Что ж, мое дело тебя предупредить. Я говорила с тобой по-дружески.
Этот разговор перевернул ему душу. Последние слова Марии были как прощание — она от него отступилась. Теперь уже не имело значения, чем были вызваны их разногласия, — ее ревностью, или серьезной озабоченностью, или тем и другим. Важен результат: он больше не сможет к ней обратиться. Даже если она на это не намекала, даже если она была бы рада снова его услышать, между ними повисла плотная завеса неопределенности. Как он теперь обратится к ней за поддержкой, если общение с ним причиняет ей такую боль? Он зашел слишком далеко, сам того не желая, и вот потерял своего последнего союзника, единственного человека, на которого всегда мог рассчитывать. Он провел в Калифорнии всего один день — и уже сжег за собой мосты.
Можно было, конечно, перезвонить и попытаться исправить положение, но Сакс этого не сделал. Он вернулся в ванную, оделся, причесался щеткой Лилиан и принялся за генеральную уборку. До девяти вечера, с короткими перекусами (баночный суп, ливерная колбаса, орешки), он превращал запущенное жилище в образец домашнего уюта. Он, конечно, ничего не мог поделать со старой мебелью, трещинами на потолке или проржавевшим умывальником, но остальное было в его власти. Он драил и мыл, скоблил и чистил комнату за комнатой, этаж за этажом. Привел в порядок туалеты, рассортировал столовые приборы, сложил и спрятал в стенные шкафы одежду, собрал в большой ящик раскиданные повсюду детали «лето» и ампутированные руки-ноги некогда здоровых кукол, расставил по местам игрушечные чайные сервизы. В кухонном шкафчике нашлись гвозди и шурупы, что позволило ему починить обезноженный стол в столовой. Единственным, к чему он не прикоснулся, был кабинет Димаджио. Еще раз совать туда нос ему не хотелось, но, даже преодолей он себя, Сакс все равно не знал бы, как поступить со всем этим хламом.
Между тем его время истекло. Лилиан ясно дала ему понять, что к их возвращению он должен исчезнуть. Следовало сесть в машину и отправиться на поиски какого-нибудь мотеля, но вместо этого он снял туфли и прилег на диване в гостиной. Он решил немного отдохнуть после утомительного рабочего дня. Но вот стрелки часов достигли десяти, а он все не трогался с места. Он понимал, что с Лилиан шутки плохи, но как же ему не хотелось покидать эту безопасную бухту, сама мысль о бесприютном плавании в ночи наполняла его страхом. Да, он своевольничал, но, кто знает, может, это сойдет ему с рук? Наверно, она будет шокирована, застав его дома, зато он расставит все точки над /: так просто она от него не отделается, он стал неотъемлемой частью ее жизни. Реакция Лилиан покажет, дошло ли это до нее.
Сакс решил так: когда она войдет, он притворится спящим. Однако девочки вернулись гораздо позже, чем планировалось, и к тому времени он уснул по-настоящему. Непростительная оплошность — дрыхнуть посреди гостиной с полной иллюминацией, но, как ни странно, обошлось. В полвторого ночи его разбудила хлопнувшая входная дверь. На пороге стояла Лилиан с Марией на руках. Их взгляды встретились, и ему показалось, что по лицу Лилиан пробежала улыбка. Не говоря ни слова, она поднялась на второй этаж. Уложит дочку и спустится вниз, подумал он. И в очередной раз ошибся. Он слышал, как Лилиан приводила себя в порядок в ванной, как затем ушла к себе и включила телевизор. Доносились невнятные голоса и какая-то музыка. Он сидел на диване и ждал, что вот-вот она появится на лестнице и между ними состоится решающее объяснение, но прошло полчаса, телевизор замолчал, а Лилиан все не спускалась. И тогда он понял, что никакого объяснения не будет, — она легла спать. Это была его маленькая победа, но что из нее следует? Он выключил свет, растянулся на диване и еще долго лежал в темноте с открытыми глазами, прислушиваясь к тишине в доме.