– Племя онундагэга единственное по эту сторону Великих озер способно сравниться с нашим по числу воинов, – продолжил Гехэдж. Кизекочук стоял без движения, глядя на отца пустыми вмиг помертвевшими глазами. – Грядущей зимой племена анишшинапе вновь придут на наши земли, а их много больше, и хотя наше искусство войны выше, племена ходинонхсони не хотят повторения ошибок прошлого. Пять племен должны объединиться…
– …и семейный союз между детьми сахемов сильнейших племен станет гарантией единства, – закончил за него Кизекочук, в точности скопировав отстраненный тон отца. – Я понимаю… мой сахем. Это рассчитанный шаг. Я не спорю, ибо это лишено смысла и запрещено законом предков. Совет принял решение, и я не могу не принять его. Но скажи мне одно – как давно? Как давно вы спланировали это? Как давно ты…
– Кизекочук! – оборвал его отец. Да, теперь он позволил себе стать отцом, забыв о статусе сахема. Он сделал шаг навстречу сыну и положил правую руку ему на плечо. Кизекочук не сбросил ее, ибо отлично знал своего отца и понимал – едва ли это решение далось ему легко. Ведь Гехэдж знал, все они знали, о, пресветлая Ата-ан-сик, как Витэшна и Кизекочук любили друг друга!
– Сын, – тон Гехэджа изменился, стал мягче. – Я знаю, тебе кажется, что ты не сумеешь это принять. Прости. Прости нас всех, но от этого шага зависит будущее Пяти племен.
Кизекочук понимал, что не имеет права злиться на отца, но все равно злился. Злоба захлестывала его многометровой волной и тащила внизу, в омут тьмы и безликой ярости. Он злился на всех, на всё. Он злился оттого, что был бессилен. Впервые в жизни он встретил врага, с которым не мог справиться. И этим врагом были обстоятельства, сам окружающий мир, сама жизнь. Таких врагов нельзя победить.
Он посмотрел на отца еще раз. Не для того, чтобы что-то прочесть в его глазах. Не для того, чтобы попрощаться. Это было предписанным обычаем, он не имел права покинуть общество сахема, не встретившись с ним взглядом. Затем Кизекочук побрел прочь, вдоль берега реки, на юг. Гехэдж не остановил его, не окликнул, и молодой охотник был благодарен ему за это.
Все произошло слишком быстро. Он еще не успел понять, не успел осознать, что на самом деле случилось с ним и Витэшной. И тем более он не представлял, что делать дальше. Да и можно ли вообще что-то сделать?..
Кизекочук пересек земляной вал с частоколом, покинув уоки через южные ворота, и воины с длинными копьями, оберегавшие эту дорогу, не рискнули даже взглянуть на него. Он двинулся дальше, туда, где вал переходит в пологий склон, спускаясь к речным низовьям и лесистой равнине. Он прошел еще несколько сулету, прежде чем окончательно скрылся под кронами пихт, секвойи и тсуг. Теперь, он знал это, дозорные, таящиеся в укрывищах на ветвях приграничных деревьев, больше не видят его. Хотя наверняка чуют. Ну и пусть.
Он сорвался на бег, рыча, словно разъяренный Мише-Моква, вернувшийся с охоты и обнаруживший свою берлогу разоренной волками. Жгуты упругих мышц обвили юное тело с охряно-бронзовой кожей, они перекатывались по груди, шеи и плечам, словно под покровом человеческой плоти зарождалось нечто могучее, жаждущее свободы. И это нечто вырвалось из горла молодого охотника длинным протяжным воем, не похожим ни на одного хищника, не похожим ни на одного человека. Верно, его слышали в уоки, дозорные уж точно. Ну и пусть!
Его прямые черные волосы, собранные в пучок на затылке и перехваченные неширокой кожаной лентой с вырезанными на ней охранительными молниями, растрепались. Тело покрылось бисеринками пота, что собирались в блестящие ручейки в ключицах и меж грудных мышц. Но эти ручейки не успевали сбегать вниз, их высушивал поток горячего воздуха, что облизывал кожу охотника, несущегося сквозь лес.
Орлиное лицо, искаженное гневом, напоминало маску Ха-кве-дет-гана. Маску, которую Кизекочук однажды видел в святилище темного бога-близнеца. Это святилище стояло в главной оуки племени онундагэга. Меджедэджик и его отец, сахем племени Кватоко, поклонялись Ха-кве-дет-гану. Законы предков не запрещали этого, напротив – предки заповедовали, что как все смертные равны перед богами, так и все боги равны пред каждым из смертных. Но темный брат-близнец пресветлого Ха-кве-ди-ю всегда был негласным табу, необходимым злом, с которым мерились, но которое предпочитали обходить стороной.
Но только не онундагэга. Только не Меджедэджик, который теперь по праву заберет у него Витэшну, даже если не любит ее! Кизекочук вновь издал горловой рев, заставивший стайку остроносых птиц в испуге сорваться с ближайшей секвойи и взмыть в синеву темнеющих небес. Быстро, все произошло слишком быстро… Хотя едва ли к такому можно подготовиться.