— Садитесь.
— Но разве церемония состоится не здесь? — испуганно произнесла Лил.
К маркизу подошёл его друг барон Леской.
— Вик, ты уверен в том, что делаешь?
— Да. Зачем утруждать пастора Рериха в его преклонные года трястись по разбитой дороге ради сущей безделицы? — усмехнулся в ответ Стейн.
— Это не безделица. Это твоя свадьба, — возразил барон.
— Что происходит? — вмешалась в разговор Лил.
— Садись или я сам затолкаю тебя в этот чёртов экипаж, — рявкнул на невесту маркиз.
Лил поспешила юркнуть внутрь кареты, чувствуя как щёки заливает гневом на будущего супруга.
— Вик, успокойся. Ты её пугаешь, — вполголоса продолжал увещать друга барон Леской.
— Напугать её? — зло рассмеялся маркиз. — Вчерашний день показал, что графиню трудно напугать. Не так ли, дорогая?
С этими словами Виктор сел рядом с девушкой. Барон устроился напротив.
— Куда мы едем? — спросила Лил.
— В местный приход сочетаться браком, — на этот раз маркиз соизволил ответить на вопрос.
— Но вы даже не переоделись, — заметила Лил, стараясь сидеть так, чтобы ни одной частью тела не касаться будущего супруга.
— Не раздражайте меня пустыми разговорами, лучше помолчите, — грубо бросил Виктор, отворачиваясь от невесты.
Барон Леской неодобрительно посмотрел на друга. Мягкий и добрый по натуре, Дэрек не терпел грубость, особенно по отношению к женщинам. Он знал, что Виктор чем-то твёрдо обосновывает для себя такое ужасное поведение в отношении Мари, и что всё это каким-то образом связано с Ральфом. Но маркиз не откровенничал с лучшим другом по этому поводу, и Дэреку оставалось только наблюдать за происходящим со стороны, жалея обоих. Барон знал, что Мариана никогда не любила младшего брата Виктора и мечтала выйти замуж за другого. Вик разрушил мечту девушки, пожертвовав ради этого своей холостятской свободой. Зачем? Ведь он всегда любил только одну женщину — Аделину и до сих пор оставался ей верен. Дэрек терялся в догадках и терзался, что ничем не может помочь, не может отговорить друга от опрометчивого, по его мнению, шага.
Лилиана смотрела в окно. К вечеру сгустились тучи, начал накрапывать дождь и ей тоже захотелось плакать. За что маркиз так ненавидит её? Почему так груб и жесток? Неужели этот человек вот-вот станет её мужем? Мысли мешались и путались в голове. Сказывалась бессонная ночь. Под тихий шорох дождя и покачивание кареты девушка погрузилась в беспокойный сон.
Лилиана проснулась от того, что кто-то сильно тряс её за плечо.
— Ну, и горазды же вы спать, моя дорогая, — раздался насмешливый голос Виктора. — Просыпайтесь. Приехали.
Барон Леской помог ей выйти из кареты. За серой пеленой дождя Лил разглядела местный приход — невысокое каменное здание с остроконечной крышей. Двери были открыты, внутри горели свечи.
— Осторожно. Не споткнитесь, — предупредил Дэрек.
Маркиз уже поднялся по ступеням и ждал их у входа.
— Почему без вуали? — первым делом спросил пастор Рерих, седой, сухопарый старик с бородой и в очках. Он недовольно глядел на странную пару из-за круглых стёкол. Невеста не в свадебном платье, а жених и, вовсе, в охотничьем костюме.
— Вуаль — признак невинности. К моей невесте это не относится, — объяснил Виктор.
Лилиана задохнулась от возмущения. Неужели нельзя было прояснить ситуацию по-другому, более деликатно?
— Я уже была замужем за братом маркиза, отче. Это левиратный брак, — вздрагивая то ли от гнева, то ли от того, что приходится лгать в таком месте, — пояснила Лил.
— Хорошо, вижу, вам не терпится покончить с необходимыми формальностями, — проницательно заметил пастор. — Приступим к церемонии. Свидетель подойдите ближе и смените выражение лица. Вы не на похоронах.
— Как сказать, — пробормотал Дэрек.
Полумрак и пустота прихода, тишина, в которой раздавался лишь звучный голос пастора, рассказывающего молодым, какая счастливая брачная жизнь их ожидает, колеблющееся пламя свечей делали происходящее похожим на сон. Вот сейчас она проснётся в своей комнате в родном поместье и никакой свадьбы, никакого маркиза, никакой подмены…
— Да, — чётко и громко произнёс Виктор.
Лил удивлённо посмотрела на маркиза. Она пропустила всё, что говорил до этого пастор Рерих. А он продолжал, теперь обращаясь к ней и задавая множество каких-то непонятных ей вопросов:
— …по доброй ли воле…готова ли ты…в горе и в радости…