— Я не хотела, — прошептала девушка, голос пропал, а глаза обожгли слёзы. Неужели всё так и было? Неужели несчастный Ральф стал жертвой бессердечности её любимой сестры. Нет, этого не может быть! Мариана не такая! — С чего вы, вообще всё это взяли! Откуда вам знать про наши отношения с Ральфом?! Что-то не больно-то часто вы навещали любимого младшего брата!
Лилиана защищалась, как могла, и этим только ещё больше разозлила Виктора.
— Вы прекрасно знаете, что я был в отъезде! И знаете, почему!
В отъезде? Но Мариана ничего об этом не говорила. Она, вообще, ни о чём, кроме как о совместном будущем с Мэрлоком, не говорила.
— Подобная лёгкая забывчивость лишь подтверждает вашу лживую мелочную натуру, — маркиз обхватил плечи девушки и сильно её встряхнул.
— Вы делаете мне больно! Пустите! — взмолилась Лилиана. От впившихся в нежную кожу пальцев Виктора завтра появятся синяки.
— А вы делаете больно мне, напоминая о том, что произошло год назад, — резко отпуская её и отходя, мрачно произнёс маркиз. — Посмотрим, насколько вы будете желанны для барона Эдвер через год — бесплодная, лишённая наследства. Ведь вы утратите не только то, что вам досталось от Ральфа, но и то, что получили от родителей и привнесли в нашу семью.
Фух! Лилиана с облегчением вздохнула. Скорее бы прошёл год! Лишение наследства и мнимое бесплодие нисколько её не напугали и не расстроили. Через год она будет свободна! И тётушка не сможет снова выдать её замуж, поскольку никто не захочет брать себе в жёны нищую, непригодную к продолжению рода женщину. Какое облегчение! Она сможет заниматься своим любимым делом, нет, делами…
Мечтательное выражение, появившееся на лице Лил, привело маркиза в полное замешательство. Он ожидал истерики, слёз, мольбы о прощении, но не улыбки, полной предвкушения. Может, его жена сумасшедшая?
Лилиана поймала удивлённый взгляд мужа, и улыбка тут же погасла.
— Я очень устала. Можно, я позову горничную, чтобы снять платье?
— Сегодня брачная ночь. И раздевать вас буду я. Для слуг наш брак должен выглядеть настоящим, — напомнил Виктор, снова подходя к девушке вплотную.
— Ну, зачем же так мучиться? — вздохнула она. — Ваше желание не связываться со шнурками и крючками будет вполне понятно прислуге.
— Вставайте и поворачивайтесь спиной, — приказал маркиз и еле слышно добавил: — Я всегда сам раздевал свою жену.
Лилиана послушалась. Впрочем, платье было уже расстегнуто, оставалось расшнуровать корсет. Оставшись в одной сорочке и заливаясь румянцем, девушка поспешила за перегородку, где можно было умыться на ночь. Тут желудок напомнил ей, что от лёгкого перекуса в полдень ничего не осталось и пора бы подкрепиться. Придётся дождаться, когда муж уснёт и попытаться проникнуть на кухню.
Пока Лилиана плескалась за перегородкой, маркиз погасил свечи. Хорошо, что кровать стоит посередине комнаты, и, куда бы Лил ни пошла, всё равно на неё наткнётся. Но вот вопрос: с какой стороны лёг её муж? Стараясь не шуметь, чтобы лишний раз не раздражать Виктора, Лилиана на цыпочках кралась к кровати. Наконец, нашла рукой один из столбиков, поддерживающих тяжёлый бархатный балдахин, затем кисейную занавеску, защищающую от насекомых… А вот маркиза слышно не было: ни дыхания, ни шевеления…Словно, он притаился в темноте, чтобы неожиданно её напугать. Лил протянула руку и, конечно же, наткнулась на Виктора. Он тут же подхватил девушку и с лёгкостью жонглёра перекинул её через себя на другую сторону кровати.
— Спокойно ночи, дорогая, — отнюдь не ласковым голосом пожелал маркиз и уснул. По крайней мере, стало слышно его ровное глубокое дыхание.
Лилиана долго лежала, размышляя над тем, что узнала. Как же Мариана могла так поступить с Ральфом? Она действительно никогда его не любила, но говорить об этом мужу в лицо и в таких жестоких выражениях… Нет, Виктор точно преувеличивает. Понимая, что всё равно не уснёт, терзаемая сомнениями в добродетельности сестры и голодом, Лил осторожно поднялась с кровати, нашла подсвечник, зажгла свечу и отправилась на поиски чего-нибудь съедобного. В доме царила глубокая тишина, было далеко за полночь, скоро будет светать. Лилиана отыскала на кухне оставшиеся от богатого свадебного ужина чуть подсохшие булочки, налила в кружку молока и уселась на стул, подобрав под себя босые, порядком замёрзшие на каменном полу ноги.
Такой её и обнаружил Виктор: в одной сорочке с распущенными волосами увлечённо жующую булку.
— Люблю поесть, — как ни в чём не бывало, призналась девушка. — Тётушка меня за это всегда очень ругала. Но вы-то, надеюсь, не будете.