- Похвально, мистер Поттер. Это действительно удивительно! – воскликнул профессор, тем самым прерывая нить моих мыслей. Я подняла глаза и увидела, как вальяжно облокотившись, Джеймс Поттер самодовольно улыбается, а Сириус лишь хмыкает, пытаясь не показать своего удивления. – Определенно только благодаря занятиям с моей самой одаренной ученицей мог произойти такой невиданный прогресс, - Слизнорт вновь наклонился к котлу, зачерпнув ложкой зелье, а брови Джеймса поползли вверх, выражая тем самым неудовлетворение. Да, все же Поттер никогда не станет более скромным и уж вряд ли когда-нибудь начнет признавать заслуги других. Я передернула плечом, а внутри появилось отчаянное желание сбежать отсюда, спрятаться в секретном проеме и никогда не высовываться. А еще лучше закрыть глаза и больше никогда не возвращаться в этот мир, где звенящая монета правит всем, а люди врут друг другу в лицо, где любовь выражается ненавистью, а помощь не может быть бескорыстной. – А Вы, мисс Эванс, не вздумайте больше меня так пугать, - Гораций лукаво качает головой и смотрит на меня своими болотными глазами, пытаясь что-то сказать. Бедный мистер Слизнорт, знал бы он, как мечтаю я умереть даже сейчас, находясь в этом душном классе. Ему невдомек, сколько вариаций смерти находится в моей голове, и насколько сильно я ненавижу себя. – И, если уж Вам так грустно, то я тут недавно вычитал в интересном маггловском журнальчике про некие антиде…тьфу, ну и словечки у них конечно…антидепрессанты. - Слизнорт расширил глаза от удивления, что смог выговорить такое заумное слово, а я молчаливо поджала губы, невольно вспомнив психиатрическую больницу, где меня дозами доили таблетками и вкалывали успокоительное почти что каждый день. Я дотронулась до своего запястья, вспоминая, как больно натирали мне их веревки, как я пачкала своей собственной кровью простыни и как смотрела больным взглядом в чертов серый потолок, как медленно угасала во мне жизнь. Я криво усмехнулась, вспоминая, как белая пелена простиралась в голове, когда врач делал мне укол, как становилось мне эйфорийно хорошо и как чувства медленно покидали сознание. А теперь люди говорят мне, что нет ничего лучше жизни, что впереди светлое будущие, и они почему-то невольно забывают, что я уже давно умерла где-то внутри. Они забывают и про то, что за стенами Хогварста война и что меня могут убить в любой день. Вы думаете, я пессимист? А я думаю, что у меня нет жизни: ни тогда, ни сейчас, ни позже.
- Спасибо, сэр, - холодно отчеканиваю я и иду прочь из кабинета. Я делаю вид, словно не замечаю окликов Марлин, рассуждая о том, что нам с МакКиннон будет трудно общаться сейчас. Я иду мимо учеников, когда они снуют туда-сюда, пихая меня в сторону, а сама думаю о том, что все они рано или поздно забудут о инциденте со мной и начнут вновь относится ко мне, как к пустому месту. Злость проходит по венам, и я резко останавливаюсь, сбив ученика с ног. Развернувшись, я вижу, как к Сириусу и Джеймсу подходят остальные Мародеры, вижу, как весело они смеются, а потом садятся на окно: Сириус расположился на подоконнике, свесив ногу, поодаль Римус, качающий головой, а рядом с Блэком сидит Джеймс, закинув руки за голову, облокотившись о стекло. Только Питер стоит в профиль, с некой печалью смотря на них. Я вижу, как мой взгляд замечает Марлин, которая смотрит на меня и мысленно просит, наконец, начать делать хоть что-то. Как вы там все говорите, жизнь начинается за зоной комфорта, верно? – Блэк! – громко крикнула я, уверенно приблизившись к Мародерам чуть ближе. Все они смотрят на меня с удивлением, и эта эмоция отражается на лице и Джеймса, пока он не маскирует ее за безразличие.
- Эванс? – ошалело спрашивает Сириус, скидывая ноги с подоконника. Марлин вопросительно сгибает бровь, а ее голова как-то странно покачивается в разные стороны. Малышке МакКиннон, полагаю, стоит однажды сказать, что иногда слабые и непримечательные на вид люди способны на что-то геройское в духе учеников Гриффиндора. Я уверенно ухмыляюсь, и впервые мой голос не звучит жалко и побито.
- Завтра же матч против Слизеренцев, да? – дождавшись кивка со стороны Блэка и еще большего удивления со стороны Марлин, я задумчиво перевожу глаза на Джеймса, пытаясь не опустить их. Поттер убирает свои руки с головы и быстрым движением отправляет их в карман брюк, отвечая на мой взгляд чуть прищурено. У него в глазах как всегда тьма плескается со смехом, а губы превращаются в змейку, заставляя меня невольно тонуть от его обаяния. Я говорила, что умираю от мрака, что умираю каждый раз, смотря в его глаза, но это ложь, - слышите? – я умираю от собственной одержимости, от собственной лжи и внутреннего мира. И только Джеймс Поттер со своим вихрем на голове возвращает меня обратно в реальность, спасает от бездны внутри. – Порвите их, ладно? Не хочется отдавать им кубок, как в прошлом году, - и, чуть помедлив, я встаю вполуоборот и быстро произношу то, что вряд ли когда-либо говорила им. – Удачи, ребята.
Когда я ухожу прочь от этого холла, я чувствую их взгляды и немое удивление. Когда я шаг за шагом приближаюсь к гостиной, я думаю о том, что можно все сделать по-другому, что иногда можно научиться жить. Рассказывая вам все то, что вы слышали, я хотела показать лишь одну вещь: у каждого есть своя история, каждый стал кем-то не потому, что так хотел, а потому что так получилось. И никогда – слышите? – не смейте осуждать. Знаете, закрытые личности, у которых внутри море боли и мыслей тоже умеют кричать. Только они кричат неслышно, зачем им набор ненужных и бессмысленных слов? Их боль будет всегда в их глазах, в их творчестве, даже если они будут казаться вам довысера счастливыми. И эта история – мой крик, и мне очень хочется надеяться, что он дошел до вас, расщепил вашу душу на части, заставил посмотреть на этот мир, как на кусок страданий. А хотя, к чему вам все эти мои мысли, правда? Полагаю, это очень нудно слышать изувеченную философию больного разума? Мне, конечно же, известно, что я запредельная зануда, но только, оказывается, разговаривать с кем-то бывает намного интересней, чем с собой. Поэтому я прощаюсь с вами, закрывая собой нить повествования и возвращая вас обратно к реальности, чтобы вы вновь начали жить, стремиться и любить.
…И вы ведь даже ненастоящие, верно?..