На этом этапе русское революционное народничество окончательно оформилось в самостоятельную концепцию, отличную от моделей европейских «левых». Несмотря на то, что воззрения каждого из теоретиков народничества являли собой оригинальные учения, представляется вполне правомерным воспринимать их доктрины как единую политико-философскую традицию. Если попытаться кратко проанализировать теоретическую эволюцию русского народничества, то, отметив факт заимствования философского фундамента с Запада, следует выделить ряд особенностей, существенно отличавших русскую «левую мысль» от европейской.
В России, как и в Европе реальным носителем революционной теории стал круг «левых» интеллектуалов (оказавшихся, однако, в силу внутриполитической обстановки обреченными на академическую и социальную маргинализацию), но главной отличительной чертой русских социалистов стала ориентация на крестьянство, выступившее в роли «стихийного» носителя социализма и ставшее русским «аналогом» пролетариата. Причем для народников также зачастую было характерно мессианское возвеличивание этого социального класса как «аутентичного» субъекта революционного процесса. Модернизация рассматривалась «левыми», прежде всего, с точки зрения соответствия политическим и экономическим условиям России, потому теоретики социализма оказались перед необходимостью синтеза «левых ценностей» с особенностями национальной политической культуры. Община рассматривалась в качестве основной организационной и производственной единицы жизни общества, препятствовавшей развитию капиталистических отношений.
В период реформы 1861 г. у русских либералов и социалистов еще оставались предпосылки для идейной консолидации, но после ее осуществления, дифференциация между ними была неизбежна. Основной причиной этого стала не столько нараставшая революционность «левых», сколько принципиальная разница во взглядах на вопросы власти и собственности. Либералы выступали за дальнейшую модернизацию экономики и политической системы России: введение конституции и парламента, свободу торговли и конкуренции, активное промышленное развитие; поэтому отмена крепостного права была необходима им в качестве одного из первых шагов на пути к этим преобразованиям. Консерваторы же стремились модернизировать экономику России, принципиально не меняя политической системы страны. Приоритет в решении именно государственных задач в ходе реформы был очевиден: государство получило от реформы безусловную и неоспоримую выгоду. Оно стало более сильным, обрело колоссальный резерв дешевой рабочей силы из обнищавших крестьян, возможность быстрого промышленного развития, а впоследствии – мощную армию и стабильные финансы; избавление от «средневековых пережитков» также повысило авторитет и международный престиж Российского государства.
Разумеется, «либерально-консервативные» преобразования вызывали резкое неприятие со стороны «левых» и потребовали «переноса» этико-философской программы в плоскость политической борьбы: в начале 60-х гг. XIX в. теоретический багаж революционных народников лег в основу идейной программы первой всероссийской революционной организации – «Земли и воли»[64], а 70-е гг. XIX в. стали периодом массового «хождения в народ» «левых» агитаторов и пропагандистов. Подавляющее число народнических воззваний и прокламаций было адресовано непосредственно крестьянам, на первый план выдвигалось коллективистское начало, а социальная революция, по мнению идеологов народничества, должна была воплотиться в стихийном восстании крестьянских общин.
Переход от общетеоретических вопросов к конкретным проблемам популяризации «левых взглядов» не мог быть осуществлен безболезненно для теории. Как и в Европе, по мере «внедрения» в реальность, «левая мысль» неизбежно начинала подвергаться корректировке, предопределявшей появление тактических поправок и идеологических разногласий. Под давлением зарождавшихся рыночных отношений институт общины начал подвергаться разложению и внутренней дифференциации, и возможность «особого пути» России стала представляться народникам 70 х гг. XIX в. менее вероятной, чем их предшественникам. «Культурная революция» среди крестьянства не принесла желаемых результатов: в период разложения общины революционная пропаганда не оказала серьезного воздействия на деревенское население, кроме того, правительство начало серьезное противодействие пропагандистско-агитационной кампании народников. Модернизация общины по модели «левых» не была реализована на практике, в первую очередь этому препятствовал курс правительства, направленный на активное промышленное развитие и урбанизацию. Официальная политика властей была намного эффективнее деятельности немногочисленных «левых» организаций, подвергавшихся постоянным преследованиям и действовавших в условиях конспирации. Более того, «хождение в народ» и агитация оказались недостаточными средствами для уничтожения консервативных установок в среде крестьян, большая часть которых осталась индифферентна к социалистической пропаганде.
64
Эта организация была строго конспирированной и представляла собой федерацию ранее сложившихся и вновь образовавшихся «левых» кружков, а центр выполнял, по-видимому, не столько руководящую, сколько объединяющую и координирующую функцию. В качестве программной основы была взята прокламация Н.П. Огарева «Что нужно народу?» (Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. М., 1997, с. 109-115). Первая «Земля и воля» просуществовала до 1863 г. Пятеро наиболее активных участников были казнены, остальные отправлены на каторгу.